Дядя Митя дернул Костю за чуб — гордость футболиста.
— Ну и что? Тоже мне, беда великая! Ты комсомолец? Комсомолец. Значит, и быть тебе у нас, в коммунистическом. А теперь не грех выпить за твои семнадцать и закусить, само собой. Возражений нет?
— Да мне в ночную работать.
— Ничего, выпить я разрешаю. Следующая твоя смена, надеюсь, — на передовой, товарищ комсомолец. Решено — отрублено.
Дядя Митя вытащил из мешка две буханки черного хлеба и четыре жестяные банки (две — тушенки и две — рыбных консервов) и сказал:
— Откроешь две; буханку и остальные консервы — на квартирную коммуну. Кстати, мне тут бабка рассказала: вы молодцы, друг за дружку крепко держитесь. А сейчас вскипяти чай — хозяйствуй, я пока приведу себя в порядок. Одичал совсем.
Пока Костя разжигал примус, открывал консервы и доставал из кладовки копченую колбасу — свою долю в пиршество, — дядя Митя побрился: он весь зарос рыжей щетиной; умылся под краном на кухне и долго тер полотенцем свое свежее, помолодевшее лицо.
Наконец стол был накрыт. И коробка «Казбека» на клеенке. Дядя Митя налил в стакан из фляжки спирт и сказал:
— Ладно, тогда я один. За твои семнадцать. За то, чтобы Гитлеру под Москвой капут был. — Потом спросил, смеясь: — Ты что-нибудь, кроме молока, пил, футболист?
— Какао, дядя Митя. И ситро.
— Да ешь ты! Закусывай. Тушенка, она, брат, основа жизни. Когда-нибудь после выпьем, час наш придет, некуда ему деваться.
В передней радио объявило о воздушной тревоге.
— Я пойду, пожалуй, — сказал Костя, поднимаясь. — Подежурю на крыше часа полтора и на завод двину.
— А я завалюсь спать. Вот выкурю твою казбечину — и завалюсь. — Дядя Митя помолчал и, словно бы про себя, опустив голову, добавил глухо: — Как же я устал, Костя... Уснуть бы и не просыпаться.
Они условились, что на следующий день вместе пойдут в райком, потом в военкомат и добьются, чтобы Косте оперативно (как сказал дядя Митя) вступить в коммунистический батальон, стоявший насмерть под древним городом Волоколамском. Они обнялись, и Костя спустился по парадной лестнице на улицу. Через подворотню, обогнув дом, он направился к черному ходу. По пути Соколову встретился мальчишка — главный виновник дневного происшествия. Мальчишка тронул его за рукав.
— Костя, я больше не буду.
— Забыто. Ты чего шляешься так поздно?
— Мать в убежище послала. А я не хочу. Опять, что ли, в карты играть?
— Что ж ты делать собираешься? i
— Налет смотреть, осколки буду собирать. Для коллекции.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Наш специальный корреспондент Алексей Фролов встретился и беседовал с учителем русского языка и литературы 34-й вечерней школы г. Ленинграда Владимиром Емельяновичем Ярмагаевым