Года два назад самый факт такого предложения, да исходящий еще, так сказать, снизу, произвел бы впечатление разорвавшейся бомбы. Но и сегодня резонанс, хотя и не такой громкий, все же последовал: помните, упомянули мы о «максимализме» требований, в котором обвиняют новое руководство музея? Не будем, однако, забывать, что сегодня такая перестройка, продиктованная временем, получила к тому же и юридическую основу — «Закон СССР о государственном предприятии (объединении)». Перейдем, впрочем, с юридического языка на более нам привычный.
В сущности, музей требует права на свободу действий, которого до сего дня он практически и даже теоретически лишен. Лишен он даже права быть заказчиком по реставрации — факт, и без комментариев вызывающий изумление. За горами постановлений, за штабелями проектов, похоже, проглядели реальный выход из создавшегося положения. А заключается он в том, что постоянный эксплуатационно-реставрационный участок на Кижах — единственное на сегодняшний день средство спасти и сохранить памятник.
Впрочем, и понимая это, так сказать, общее положение, необходимо иметь в виду, что среди многочисленных наших музеев-заповедников «Кижам» нет аналога. Суть этого музея, его уникальность — в живых связях с людьми, здесь обитающими, а изначальная концепция развития «Кижей», заложенная четверть века назад, вела, в сущности, к разрушению этих связей, потому что музей развивался однобоко, «экстенсивно», как теперь принято говорить. На остров свозились памятники, обозначались охранные зоны, но при этом не думали о людях, живущих на Кижах, — представителях и хранителях древней культуры, об их укладе, быте, ремеслах, которые складывались исстари и сами по себе должны были стать неотъемлемой частью музея-заповедника. Пагубность проводившегося в 50-е годы «укрупнения» бедой отозвалась не только на сельском хозяйстве. Когда-то с Кижей и окрестных деревень в один призыв по семьдесят парней уходило в армию. Потом кижан лишили даже школы, и выросло уже поколение родившихся на Кижах, но с семи лет по чьему-то глубокомысленному головотяпству вынужденных распрощаться с- родной землей и навещать ее дачниками. Так исчезала на Кижах социальная сфера, без которой невозможно сохранить культуру прошлого, а ведь «Кижи» — это не только собрание пусть и первоклассных памятников зодчества. Это понимает новое руководство музея, и это определяет главное направление задуманной работы.
Конечно, возродить заповедный край — дело не одного года, но оно продумано и уже началось без затянувшегося, как всегда, утверждения «сверху». Не знаю, поднимется ли какая-нибудь ведомственная рука наградить «неутвержденную» инициативу очередным выговором?.. Но продолжим разговор о фирме «Кижи».
Хочу обратить внимание читателя на одно весьма существенное обстоятельство: в основе предлагаемого плана лежат моральные побуждения — у музея появилась потребность «жить на свои» (да простится автору непривычная здесь бытовая терминология). Но то, что предлагается, тщательно рассчитано и в конечном итоге ведет к переменам экономическим. Рассуждают здесь так.
Существует в музейном деле так называемая расчетная стоимость одного туриста. Посещение «Кижей», например, обходится в пять рублей. Турист же платит только два рубля, следовательно, три доплачивает государство. А почему, собственно, государство должно платить? Что это, медицинская помощь?.. Есть, казалось бы, простой способ: повысить стоимость билета до пяти рублей, и дело с концом. В торговых сферах так и поступают. Здесь считают, что делать это по меньшей мере безнравственно, если одновременно не повысить качество обслуживания. Задача состоит в том, чтобы дать возможность человеку самому и с охотой потратить здесь эти деньги. Словом, дело идет к хозрасчету, но только — на крепком моральном основании. Вопрос, как это сделать, чтобы коммерческие интересы не превысили этических. Дело, впрочем, уже двинулось.
Так, на договорных началах в специально отведенном музеем помещении профессиональные и самодеятельные художники продают свои работы — живопись, графику, посвященные, конечно же, кижской теме, Заонежью, а не Бухаре или острову Пасхи. Похоже, скоро «Союзпечати» придется вывозить с Кижей на материк «инородные» свои буклетики нераспакованными пачками.
Судя по всему, и другим «торговым точкам» на острове предстоит благополучно «заваливать план», — настоящие кижские сувениры, сработанные местными умельцами в народных традициях старинных ремесел и прямо на глазах посетителей, в два счета оставят позади ту ширпотребную чушь, которую до сих пор валила на Кижи торговая база и которую здесь весьма едко называют «лагерным китчем».
Но боюсь, раньше времени открываю тайну, и опять на головы кижских энтузиастов посыплются ведомственные кары, хотя, надеюсь, до этого все-таки не дойдет; — ведь результаты уже налицо: только за последние месяцы от весьма скромных процентных отчислений в доход музея уже не одна прибыла тысяча.
Согласны, рядом со словом «музей» не привыкли мы как-то ставить другое — «прибыль». А почему, собственно, нет? Не будем ханжами, тем более что в данном случае все построено на трезвом и с этической стороны неуязвимом расчете. В конечном итоге прибыль пойдет на нужды музея, скажем, на ту же самую реставрацию памятников «Кижского ожерелья». Сегодня, мельком только видимые туристами с борта «Кометы» и совсем невидимые из московских кабинетов, они тоже просят помощи, но, получив ее из собственного, музейного кармана, станут доступными экскурсантам, что — опять-таки вполне понятно — ведет к той же прибыли, употребить которую можно будет на поддержание этих же памятников в надлежащем экспозиционном виде. Так что не нужно стесняться слова «прибыль» даже и в таком высоком духовном понятии, как музейная работа, к тому же если прибыль сама по себе не цель, а средство эту самую работу поставить на уровень, ее достойный. Но позволю одно маленькое замечание.
Речь о том, что соотношение эстетики и коммерции — дело не только тонкое, но и небезопасное. Не случится ли так, что стремление к прибытку «музейной казны», даже и с самыми благими намерениями, превысит главную задачу — просвещения и воспитания? Не вкрадется ли в дело торгашеский душок и не прибьются ли сюда те, кто захочет погреть руки возле благородного дела? Словом, не окажутся ли среди реализуемой продукции вещи слабые в художественном отношении, а то и просто халтурные? Отвечаю: такая опасность пресечена в самом начале — контроль за всей предлагаемой к продаже продукцией осуществляет Ученый совет музея. Других гарантий, думается нам, не нужно.
Пора, кажется, подвести итог и всему сказанному.
Итак, музею «Кижи», как, впрочем, и всякому другому, нужны средства. Но в отличие от других он не просит их у государства. Он просит права эти средства заработать, и с одной лишь целью — дать жизнь музею, сохраняя его памятники и возродив утраченную в былые годы социальную сферу. Дело это трудное не столько по объему работ, сколько, быть может, по той ответственности, которая ложится теперь исключительно на плечи людей, за него взявшихся, ибо делить ответственность, как это прежде бывало, между «ведомствами», «инстанциями», «смежниками» и т. п. уже не придется.
Не хочу, однако, чтобы читатель подумал, что все это похоже на весьма все-таки рискованный эксперимент, потому скажу: оговаривая право на свободу действий, музей просит и постоянного контроля со стороны ведущих специалистов — архитекторов, реставраторов, искусствоведов, этнографов, историков. Надеюсь, понятно, почему не нашлось в этом перечислении места чиновникам — ошибки учат.
Пока очерк готовился к печати, коллегией Министерства культуры РСФСР было принято решение: А. В. Попов возглавит работы по реставрации Преображенской церкви.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.