Дороги, кроме неба, нет

Т Платовская| опубликовано в номере №909, апрель 1965
  • В закладки
  • Вставить в блог

Дождь мчался сквозь самолет с упругой, косой скоростью. Перемешанный с туманом и снегом, он все растворял в себе. И тогда казалось, что нас сносит в океан. Но потом облака редели, и открывалась земля, очень близкая, ровная, рыжая, как подпаленная шкура. Иногда ее теснили лагуны, тоже огромные, с тяжелой, как ртуть, водой. В воде ничего не отражалось: берегов не было, и в этот день не было неба. Небо истекало дождем на землю, нагоняя рябь на бесчисленные ручьи и озерца. Нас каждую минуту могли вернуть. И тогда опять томительное ожидание: поселок затерян в тундре, и дороги, кроме неба, нет.

- Глядите, снег в море! - ахнул гигант в лыжной шапочке с помпоном.

- Это гуси! - крикнул из кабины летчик. - Канадские гуси!

Мы угадали «гуси» по движению его губ и прильнули к оконцам. В темной воде лагуны качались белоснежные птицы, похожие сверху на пенные гребешки. Гуси покидали остров Врангеля. И, преодолев пролив Лонга, сели посовещаться, каким маршрутом лететь дальше.

Тундра вдруг резко приблизилась: «Аннушка» потянула на себя вольно раскинувшуюся под крылом шкуру. Иллюминаторы вобрали укутанные снегом хребты. Горы светились мягко и сильно.

Вершины и кряжи вокруг поселка назывались глухо и загадочно, как старинные чукотские легенды: кряж Эмнункэнингтун.

К подножию гор приник поселок. Мы видели его реденькие квадратики с «Аннушки». Когда же самолет приземлился, поселок исчез. Впереди, за будочкой грузчиков, раскрывалась пустынная тундра. Нам показали, в какую сторону идти: «Держите левее, к сопкам, километров пять протопаете». И вслед со смехом: «Не утони-и-те!» Мы бойко двинулись по черному тракторному следу и... стали тонуть. Кто-то гостеприимно и дерзко тянул за сапоги к себе, в вязкую глубину.

Мы тонули и снова выкарабкивались, держали и левее и правее, и пробовали шагать, наплевав на все, прямо. Тундра плясала под сапогами, разверзаясь липкой грязью, водой и ручьями.

Первой, кого мы встретили в поселке, была блондинка со строгим лицом, лет двадцати шести. Она размашисто и привычно шагала по грязи. И странными, такими домашними казались среди мерзлотных болот ее бордовая юбка и пушистая кофточка. Блондинка была главным геологом здешней разведочной партии. Звали ее Оля, Оля Со-роченко.

Гигант в лыжной шапочке с помпоном отправился на прииск, а нас с поэтом Романом Харитоновым Оля отвела к себе, накормила варениками с круто посоленным творогом, напоила крепчайшим чаем, помогла развесить у раскаленной «буржуйки» мокрые носки и портянки. Сытые и разморенные теплом, мы вступили в махонькую комнатку, где громоздились две кровати: одна нормальная, а другая - сложное сооружение на четырех чурбанах.

Оля ловко взобралась на сооружение и села, выставив вперед два черненьких «чижа» - оленьих чулочка. По-бабьи укуталась пуховым платком, откинула за спину длинную золотистую прядь и стала рассказывать. Рассказывала она историю «Полярного» увлеченно и торопливо, поправляя себя, стараясь сохранить привычную обстоятельность. А нас оглушала, завораживала протяжная звучность названий: Пильхенкууль впадает в лагуну Каныгтокынманкын, что на берегу океана, а рядом текут Паляваам и Пехтымель. По этим рекам проходили геологи, раскладывали костры, брали пробы и ждали самолета на сброс.

На маленьком туалете среди флакончиков из-под «Красной Москвы» лучились тяжелым блеском оловянная руда - касситерит, вольфрам, кусок горного хрусталя, чистейший кварц и что-то сверхъестественное, разбросавшее, как солнце, лучи по темной руде. Живая история долины Пильхенкууля притаилась в комнатенке. От нее исходил неуловимый, волнующий ток геологических потрясений.

- Можно, я подержу в руке касситерит?

- Что?

- Касситерит потрогать можно?

- Ну, конечно...

Я зажимаю в ладони мерцающий обломок и будто слышу, как напрягаются древние жилы земли, рожая олово.

Хлопнув дверью, с улицы вошел большой, похожий на умную хохлатую птицу парень. У него светлые, выпуклые, по-разному смотрящие глаза, русые волосы торчком и широкая полуироническая улыбка. Он в литых резиновых сапогах, темных брюках, ковбойке и расстегнутой куртке с цигейковым воротником. Это Юра Анисимов. О нем говорили: о, Анисимов - лучший начальник партии в Чаунском районе!

- Выводи их, Ольга Ильинична, на линию шурфов, - сказал Юра. В его голосе было столько напористой уверенности, что мы стали натягивать сапоги.

Небо уже померкло в зените и только по краям, подсвеченное матовым сиянием сопок, продолжало светиться. В холодной высоте нерастаявшим ледком плавал белый дневной месяц. И вдруг что-то отделилось над сопкой от месяца и треугольником потянуло к югу.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Будущим геологам

По следам выступления «Смены»