Дорога

Владимир Чивилихин| опубликовано в номере №1459, март 1988
  • В закладки
  • Вставить в блог

— Как же это случилось? — Она часто дышала, переживая услышанное, да и шел он все быстрей и быстрей по сырой, оттаявшей к полудню панели, не замечая, что спутница его, чтобы не отстать, время от времени делает семенящие пробежки, а белые ботинки ее намокли и загрязнились.

— Стоп! Дадим контрмарш, — засмеялся он, увидев наконец, что она совсем запыхалась и прерывисто дышит. — Постоим... А дело было так. Вы знаете, как соединен паровоз с тендером?

— Да откуда же?

Не обращая внимания, что на него смотрит праздная публика, он начертил на панели носком ботинка грубую схему тендерного фартука и сцепки.

— Тут паровоз, а это тендер. Они соединены как бы шарниром, чтобы легче вписываться в кривые. Ясно?

— Не вполне, но...

— И это шарнирное сцепление прикрывает выпуклая железная крышка, которая перемещается по полу паровозной будки.

И вот, шарнир на нашем стареньком локомотиве был так изношен и расхлябан, что на ходу между этой крышкой и полом будки образовывалась щель, куда свободно проваливалась нога. Но когда паровоз входил в кривую или переводился стрелкой на другой путь, сопротивление его колесам возрастало, он незаметно снижал скорость, тендер с вагонами по инерции набегал на него, и щель закрывалась. Нога моя оступилась в эту щель, когда мы ехали по прямой, но в тот же момент паровоз вошел в кривой участок перед стрелкой. Я охнул от боли и тихо сказал, что мне захватило ногу. Григорьев с быстротой молнии двинул руку регулятора, рванул машину вперед, чтоб щель разошлась. Я отделался испугом, подошвой сапога и ссадиной. А если б он оглянулся, то потерял бы это роковое мгновение, а я — ногу...

Начал он говорить обо всем этом живо, со страстью, а сейчас почему-то сник и рассеянно оглядывался по сторонам, на расфранченную публику, на заграничные шляпы с модными узкими тульями, на женские эгретки, на блестящие пуговицы полковничьих мундиров. Ей показалось, что он хочет куда-то убежать.

— Может, уйдем отсюда? — спросила она.

— Пожалуй, — согласился он. — Вот в эту улочку можно, где не так людно.

В тени еще было скользко, и она поневоле прикоснулась к его руке, чтоб не упасть, а он осторожно прижал ее теплую варежку к тому месту, где у него билось сердце.

— И те люди, как вы правильно догадались, несут эту каторгу всю жизнь, — заговорил он каким-то совсем другим, тусклым голосом. — Падают от усталости каждый день, тупеют, заболевают. Лет пятнадцать такой каторги, и сдают ноги от вечной тряски, слабеют глаза от резкой смены огня и тьмы, не разгибается спина от сквозняков. И гибнут они часто, не дожив своих сроков. Я только лето проработал и то чудом уцелел.

— Понимаю, — произнесла она.

— Нет, нет, был еще один страшный случай.

Однажды мы с Григорьевым, когда уже своим новым паровозом возили по линии поезда, проработали двое суток подряд — движение усилилось, и бригад не хватало. На третьи сутки мы одеревенели от работы и напряжения, заснули в будке, проскочили обязательную остановку. Была глубокая ночь, и наш неуправляемый состав мчал три перегона. Дико гудели на разъездах встречные паровозы, станционники выбили кирпичами все стекла в будке, а мы спали, стоя у топки. На третьей станции какой-то отчаянный составитель чудом вскочил к нам на полном ходу и привел нас в чувство. Перед следующей станцией светофор был закрыт, горели в темноте красные костры, и мы долго стояли, пока оттуда не ушли составы и не освободили путь. Герой-составитель спас нас и многих других людей от верной смерти, а станцию — от ужасного крушения, о котором, если б не он, долго бы писали все газеты России... А я даже фамилии его не узнал...

Она шла, глядя перед собой остановившимися глазами.

— Теперь я знаю масштаб труда, — закончил он. — Все остальные работы на свете по сравнению с ним — ничто. И людей узнал, ранее неизвестных мне. Григорьев... Несчастный в личной судьбе. Сирота, мученик с детства. Потом жена его, гулена, бросила, и он один воспитывал чужую девочку, ее дочь. И ведь к книге тянулся, Лермонтова страстно любил... Людей любил и труд. Там я пришел к некоторым выводам. Например? Самые большие люди на земле — это самые большие труженики.

Публикация Елены Чивилихиной.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены