Началось все с мальчишеского любопытства. Случайно наткнулся на изданную еще в «хрущевско-оттепельные» годы «Историческую Энциклопедию». Листая том за томом, я обнаруживал ужатые биографические справки на наших государственных и партийных деятелей. Некоторые из них обрывались глухими, рублеными фразами: «незаконно репрессирован», «репрессирован в условиях культа личности Сталина», «пап жертвой незаконных обвинений»... Мне тогда показалось, что фразы подобраны таким образом, чтобы по возможности упрятать, скрыть некоторые «шероховатости», «криминал», что ли, в судьбе того или иного человека.

Для меня, мальчишки, все это было тревожной загадкой. Сам себе я не мог даже объяснить такого слова — «репрессированный». Что это значит, думал я. расстрелян, повешен или убит еще каким-то неизвестным мне способом? То была поистине святая детская наивность и неосведомленность. А что такое «посмертно реабилитирован»? — этого я тоже не знал. Вот если бы у кого-нибудь спросить! Но интуиция подсказывала мне, что, коль скоро обо всем этом не пишут, не говорят, то, наверное, и спрашивать никого об этом не стоит.

В обычную «общую» тетрадку за 44 копейки я начал выписывать всех репрессированных из 16 томов «Советской Исторической Энциклопедии». Получил алфавитный список примерно из 400 фамилий... Оборачиваясь назад, не без улыбки пытаюсь понять желание двенадцатилетнего мальчишки «дойти до сути»...

Прошло некоторое время.

За «Исторической» настала очередь другой энциклопедии — «Литературной». В восьми ее томах обрыв дат следовал на роковой цифре — 37. Сказать, что меня данный факт удивил, — ничего не сказать. Я был испуган: думал-то, что «вычерпал» все из «Исторической Энциклопедии», а оказалось...

Небольшое, но необходимое отступление.

В начале сбора материала о жертвах сталинских беззаконий я и представить себе не мог их истинное число. (Кстати сказать, это и сейчас сделать затруднительно.) Поспорил как-то с одним из своих товарищей, который был в курсе моего собирательства. Приятель настаивал на том, что в годы культа погибло сто тысяч человек. Я с этим не мог, ну просто не мог согласиться. Не укладывалось это в моей голове — и все тут! Подошли к учительнице истории. (Уточню: это было в 1979 году.) Выслушав мнения «сторон», она отвечала: репрессированных было больше, много больше, ребята. И потом еще добавила, посоветовала с подобными вопросами ни к кому не обращаться.

Домой я пришел совершенно разбитый, подавленный обрушившейся на меня информацией. Как быть теперь? Что делать? Бросить все то, над чем корпел уже не один год, ведь не по силам мне совладать с таким объемом — более ста тысяч! Продолжать? Но как? Разве мыслимое это дело?! Решил тем не менее продолжить начатое. Сколько смогу, говорил я себе, столько и сделаю. Успокаивал себя латынью: «Я сделал все, что мог, и пусть, кто может, сделает больше и лучше».

...Кем только я не мечтал стать, учась в школе! Зоологом, ботаником, философом, дипломатом и даже — партийным работником! Но дело, захватившее и мысли, и сердце, привело меня, конечно, в архив. Помог случай.

У нас в школе проводилась олимпиада по истории ВЛКСМ. Из огромного списка вопросов я постарался ответить на 15 — 20, а когда возникли затруднения с выполнением задания, отправился в Архив Октябрьской революции, что на Большой Пироговской. В приемной со мной любезно поговорила немолодая уже женщина. Она попросила меня оставить интересующие вопросы, заверив их справкой за подписью директора: мол, действительно в такой-то школе проводится такая-то олимпиада. Я не удивился (к справкам у нас привыкаешь чуть ли не с пеленок) и пообещал справку предоставить. А вместе со справкой этой любезной женщине подсунул и список в два десятка фамилий, тех, кто, по моим сведениям, был репрессирован при Сталине.

— Кто эти люди? — пробежав глазами список, спросила консультант при новой встрече.

— Репрессированные.

— А зачем тебе нужны о них сведения?

— Для реферата, — соврал я.

— Какого реферата?!

Одним словом, списка того я больше не увидел, он исчез в ящике стола...

Даже сегодня, когда моя потаенная работа в наших государственных архивах вроде бы легализована, практически все представители «архивного мира» считают, что работать, как работал я (выполняя, кроме основных обязанностей, еще и «запретные»), нельзя. «Для него не существовало никаких запретов, он же нарушал все инструкции!» — передали мне недавно слова одного высокого архивного начальника.

Инструкции я действительно нарушал. И шел на эти нарушения абсолютно сознательно, потому что другого выхода, попросту говоря, не видел. Помнился тот давний разговор с «консультантшей»... Правда, и сейчас не понимаю, почему, за что, на каком основании у меня отобрали злополучный список?!

...На дворе стоял 1980 год.

Мне повезло. Сразу после окончания школы взяли на работу в Центральный государственный архив Октябрьской революции. Итак, мне удалось то, о чем я мечтал.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.