Когда мы вышли на площадку лестницы, я надел фуражку; отец сделал это только тогда, когда мы очутились за оградой.
Опустившись с горы, я снова почувствовал боль в ноге. Надвигалась сырая ночь; налево от дороги в окнах ферм вспыхивали огоньки, вдали тявкали собаки... Отец молчал. А что скажет мать, когда мы вернемся? А сестра со своими трогательными, страдальческими глазами? А бабушка Виржини, всегда так близко принимавшая к сердцу все наши неудачи?
Я считал, что господин де Шампо все же был изыскан невзирая на свою заносчивость, меня больше поразило, что он так мало обратил внимания на меня.
Выбившись из сил, я присел на камень. Мне хотелось снять ботинок и погрузить горящую ногу в холодную грязь.
Как хорошо было бы сейчас сидеть у Симоне за ширмой, перед тлеющими углями, пить молоко, подслащенное медом, читать «Прерию» Фенимора Купера.
Вдруг отец вскрикнул:
- Там кто - то едет!
По проселочной дороге, подпрыгивая на колдобинах, неслась тележка с зажженным фонарем. Она свернула перед нами на большую дорогу. Отец крикнул в темноту. Это был Жилуен - булочник, которому мы тоже были должны. Он обернулся, придержал лошадь и подвинулся, уступая вам место на передке.
Отец в смущении извинился.
- Я больше хлопочу из - за мальчика. У него ноги в крови. Что касается меня...
Я выждал, что скажет булочник, но он молчал, шевеля вожжами. Сердился ли он, что посадил нас, Боссеронов, нищих, которые дважды уже не уплатили ему за хлеб?
Перед въездом в город лошадь, видимо, по привычке остановилась у гостиницы «Зеленый крест».
- Не пропустить ли нам по стаканчику? - просил Жилуен, закручивая вожжи вокруг тормоза.
- Как хотите.
Конечно, отец должен был предложить стаканчик вина. Вполне естественно, что тот, кто сделал вам одолжение, мог рассчитывать на пол - литра вина. Но были ли у отца шесть су, чтобы заплатить за пол - литра?
Стоя около стола, обтянутого клеенкой, отец пил вино и, обычно молчаливый, без умолку болтал с Жилуеном и хозяйкой о выборах, о делах, которые шли неважно. Когда стаканы были допиты, он сделал вид, что интересуется портретами Гамбетты и Жюля Ферри в красках, висевшими по обе стороны зеркала. Он даже подошел к ним, чтобы рассмотреть их поближе. Тогда булочник, пожав плечами, достал шесть су и бросил их на стол.
Мы шли с отцом по темным бульварам. Я спешил за ним, позабыв о своей ноге, не чувствуя холода; белое вино горячило голову. Сегодня я два раза получил по полстакана вина, которого не пил уже шесть месяцев. Я не задавал себе вопроса, будет ли мать довольна ответом господина де Шампо. Я шептал: «Я пьян, как чижик». Мне хотелось петь песенку пьяниц:
«Мы пьяны, мой милый, Мы пьяны, мой милый».
В конце улицы, сквозь изгороди и низкие стены палисадников, видно было падающее на дорогу светлое пятно. Это была открытая дверь нашей хибарки. Я крикнул отцу:
- Еще несколько шагов - и мы дома.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.