Выйдя на пенсию, бабушка готовила для всей семьи. Да и раньше, собственно, так было. Месила тесто, пекла пироги с печенкой или капустой, приволакивая домой по два вилка, если ухитрялась где-то по пути с работы набрести на торговую точку и не пожалеть на очередь сил и времени. Ее короткие ноги очень годились для этих прочных стоянок. Готовила она и беляши, едва доставалось подходящее мясо, – она научилась сотворять их на редкость искусно, прожив с дедом несколько лет в Башкирии, на какой-то стройке, а еще угощала пышными шаньгами, освоенными, когда они с дедом строили что-то совсем далеко, в Сибири.

Когда за Ленкой приволакивался журналист, хваставший тем, что лично знал самого Мэлора Стуруа, а изредка, если верить ему, тоже бывал в далеких заграницах, таскавший на кривых ножках натуральные джинсы фирмы «Ли» и взахлеб рассказывавший про итальянцев, которые в Нью-Йорке, в своем квартале, замешивают и пекут от тоски по родине круглые и громадные, чуть не с автомобильные колеса, национальные пироги, именуемые «пицца», с сосисками и помидорами в начинке, то бабка с его слов наладилась повторять и это заморское чудо. Журналиста давно и след простыл – от этого невезения в личной жизни на Ленкино лицо налегла жуткая меланхолия, – давно уж и забылось, когда журналист был последний раз, а сочная и пышущая жаром газовой духовки пицца нет-нет да еще появлялась на столе.

Но венцом божественных творений бабки был холодец, который, удивляя всех, сказочно таял во рту... Она разделывала кости, а он смотрел на ее морщинистые руки, будто бы одетые в перчатки из древесной коры, и пытался вообразить их гладкими, молодыми, под губами ныне хмурого и молчаливого деда, наверно, тоже когда-то бывшего другим и влюбленным.

Бабушка исподлобья глянула на Костю, и он жалобно попросил:

– Я знаю, что ты мне скажешь. Начинай сразу с конца. Я – Обломов!

– Обломов? – искренне удивилась бабушка. – На него крепостные вкалывали. А у тебя сколько крепостных? Окстись! Пичужка!

– Хм! – вырвалось у Кости.

– А ведь ты человек нормального происхождения, – продолжала бабушка. – Все твои предки трудились не за страх, а за совесть.

Было трогательно, как она, подделываясь под него, расхоже именовала и его родителей и себя с дедом предками, но... Укоротить бы эту нуду!

– Трудяги! – подхватил Костик. – Я горжусь.

Сейчас прогрохочет залп о дедовских стройках, отцовском цехе, где рождались электромоторы, известные всему миру, и материнских победах на скромном поле заводской чертежной доски. Но бабка молчала. А он опять смотрел на ее руки и думал не о том, сколько бумаги стремительными буквами запечатала она на своей машинке и сколько носилок с кирпичом перетаскала под хлесткими ветрами в авральные будни разных строек, – об этом за его жизнь столько повторялось другими, что уже невмоготу стало слушать, а...

– Бабушка! Дед когда-нибудь целовал твои руки?

Как от толчка, она выпрямилась, замерла, постояла и поводила седой головой из стороны в сторону.

– Нет.

– А цветы дарил тебе? Ну, хотя бы когда сделал предложение?

– Нет.

– А как это было?

Она вспоминала про себя и улыбалась. Не ему, а вообще. Странная она бывала, баба Маша. Закручинится на миг – а вот уже щедро распускает по калачам своих щек смешливые лучики морщин.

– Как было? – и застенчиво пожала плечами. – По-деловому. Я стучала у него в приемной на пишущей...

– Секретарь-машинистка? Бабушка отмахнулась.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.