– Я еще в коридоре, а они уже узнали меня! По каблукам: тук-тук-тук... Вот так и добегалась в прошлом году до инфаркта.
Где-то он вычитал, что в Африке есть племя, которое в дни рождения своих собратьев окружает их и во весь голос безутешно плачет – да, да, все племя во главе с вождем – в слезах. Еще бы! Человек на год приблизился к смерти! Есть о чем поплакать. Даже и без письменности племя, а соображает что к чему. У них же в семье – ритуал: все даты отмечают торжественно, с подарками, с песнями, чтобы и соседи знали.
Так что же он-то ей подарит, бабе Маше? А вот что! Пусть бабушка оценит его. Никогда и никто не дарил ей цветов, а он поднесет букет. Придется оторвать от десятки, найденной сегодня в книге, – может, для того и десятка сунута? Цветы, как лишние слова, конечно, но баба Маша любит их. Еще любит разговор о женской красоте, хотя саму, как говорится, пронесло мимо. Значит, цветы, принципиальная хвала красоте и... поцеловать руку с грубой, морщинистой кожей. Вот так!
Назавтра, перед вечером, Костя подошел к зеркалу в прихожей, чтобы побеседовать с собой о том, все ли верно придумано? Десятку становилось мгновениями жальче, чем бабушку... Из зеркала на него глянул худощавый молодой человек с угловатым лицом, с боксерским ежиком волос; чуть бы заметней рост и пригожей лицо, можно бы проще решить свою проблему: девушка из обеспеченной семьи, а дальше – крылатая жизнь... Это, конечно, шутка.
Сдвинув куцые брови над тоскливыми глазами, Костя подумал, что тощую шею обмотает шарфиком, чтобы украсить и прикрыть. Эта шея сердила его, и он умел надевать и носить пестрые шарфики, за что сверстники называли его дипломатом. Как-то и он прикинул, а не потянет ли дипломатическое образование, но признался себе, что для этого одних шарфиков мало. Помнится, к нему, ребенку, являлся домой по средам какой-то Джорж, после чего ребенок перед всеми гостями читал стишки по-английски, но для серьезных занятий языком у родителей не хватило ни ума, ни кнута. Так и остались до сих пор: «О'кей», «Ай лав ю» да популярное «Гуд бай!».
На корзинку пунцовых розочек в. цветочном магазине десятки не хватило. На рынок опоздал, потому что хотел принести цветы свежими и поднялся попозже. И вдруг озарило: в любое время года цветы распускались в горшках на столиках кафе-мороженого в центре их города. Круглый год приторно цвели и пахли – какая-то щедрая порода. Можно там позаимствовать.
Обычно в этот кофейник заваливались парочками, и надо было кого-то прихватить с собой. Раю? Чересчур сдержанна, тонкая натура. Симу? Пуглива, тиха. Галку, у которой исчерпывающее прозвище: «Как раз наоборот!» Галка ему обрадуется, раскрепощенная, непосредственная – что надо! Попросить по телефону, чтобы вооружилась лезвием от безопаски и сумкой покрупнее.
– Не тяни, девочка!
– Как раз наоборот. Уже бегу!
Первый пучок мелких, как крупа, цветочков он смахнул с горшка до того, как у них взяли заказ.
– Открой сумку. Закрой.
– Ты гений!
– Вынужденно. Я не виноват, что цветов нигде не найти, даже на рынке в этот час.
– С тобой не пропадешь. Ты смелый!
– А меня сегодня назвали трусом.
– Как раз наоборот!
– Тогда вношу предложение – пересесть за другой столик. Ведь мы оба любим у окна. Кто за? Принято единогласно.
Они пересели за столик у окна, высмотрев горшок, самый урожайный на цветы. Галка все время прыскала, поощряя его, но вокруг порхала официантка, не столько угощая посетителей мороженым, сколько выворачивая пепельницы, и вся операция «Ой, цветет рябина», как придумал он, чтобы Галка еще попрыскала от души, заняла больше часа.
Вдруг он напыжился и объявил ей, что его запросто могут загрести и дадут не меньше года, будьте уверены, а ей, как соучастнице, тоже порядочно.
– Пошли? – шепотом позвала она.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.