— Если все с гор уедут — в долине тесно будет.
— Не будет. Берег большой — всем места хватит!
— Всем?! Тогда горы опустеют... Хотя, казалось бы, ясно, что жить в горах труднее, пенсию в долине назначили 40 рублей, а в горах оставалась 12. Потом, правда, сравняли и даже увеличили пенсии, но это было потом. Пришлось все-таки спускаться. Что же теперь?
Каждый вечер старики Нового Куруша садятся лицом в сторону гор, к аулу, которого нельзя увидеть за перевалами, вершинами, среди облаков. Но они смотрят туда каждый вечер, пока не стемнеет. Живут. Но смирятся они со всеми этими красотами и удобствами не раньше третьего поколения.
О Дагестан! Тысячелетия жил ты опасностью. То арабы сюда приходили, то турки, то Персия, ближайший сосед, — и все приходили войной!
Припав к кремневой поверхности совершенно отвесной стены, аул Кахиб стекает с нее, как поток окаменевшей лавы, пролившейся бог знает в какие времена. Защититься от врага, выбрав место, куда и врагу попасть не захочется, а если уж и это не помогало, оставалась храбрость отчаяния.
Крутые склоны, недоступные скалы, ущелья и дикие реки — вот защита дагестанцев; каждое селение начиналось и оставалось жить в самых невозможных для жизни условиях.
Каждое селение находило свой способ защиты, аул Корода — совсем особенный: он стоит на песчаном холме, и сакли его висят над отвесными осыпями. Попробуй враг взять приступом аул Корода — ничего у него не получится. Сыпучий пьедестал селения — надежная его защита: стены, как вода, потекут под руками захватчика, а камни сами рухнут на голову несчастного. Ловко придумано! Но зачем теперь, в наше время, все это? Зачем песок, который постоянно течет, грозя уронить крайние сакли и засыпая дорогу? Зачем эти камни, готовые рухнуть в любое мгновение?
В старых аулах стоят еще сторожевые башни. На что они теперь? На что и сама неприступность аулам? Башни служили когда-то убежищем; в старину они укрывали людей от кровной мести, выдерживали осады врага, берегли покой горцев. Здесь, на верхней площадке, наблюдатели, едва заметив опасность, мгновенно зажигали огонь. Заметив его, в другом селении мгновенно зажигали свой: огонь на башне — сигнал в горах. Весть об опасности летела быстрее коня, быстрее слова.
Аул Гоор выбрал себе горделивую вершину. Снизу, за острыми зубцами гор, аул не виден — его легко миновать, не заметив, заметив же — нелегко покорить. Теперь аул покинут. Здесь держатся еще несколько стариков, доживая последнее. А жители помоложе, уступая уговорам, переселились ниже... на двести метров. У подножия верхнего Гоора раскинулся новый, но как же тяжко добираться и до него!
— Люди моего аула не умеют жить! — печально говорит сопровождающий нас человек.
— Почему не умеют?
— Если бы умели, разве поселились бы здесь?
— А вы, Гаджи, уехали бы отсюда? Он молчит и смотрит вдаль. Что видится ему там, за облаками? Покой цветущей долины или зеленый Каспий? Он молчит, и я понимаю, что вопрос мой бестактен. Дагестанец без родного аула — сирота. Вокруг — поля облаков и острые всходы вершин. Эти плантации — вечные спутники горца...
Здесь все тяжело: тяжелы огромные камни, нависшие или уже рухнувшие с вершин, тяжелы удары воды, кипящей камнями, тяжелы кувшины с водой и тяжелы браслеты, тяжелы корзины с землей, которые нужно тащить вверх всякий раз, когда смывает огород, тяжелы оползни и мощные снега, тяжелы древние украшения, тяжел и гром в горах, тяжела и сама жизнь...
Но что же здесь легко?
Легка только походка горцев. А если это так, значит, сильна их вера в свои дела, значит, они хорошо знают, куда и зачем спешат.
Мудрость древнего уклада жизни горцев — ожидание неожиданного: жилище, продовольствие, запасы тепла и топлива, одежда — все должно быть готово, каждый человек и весь аул. Никто не должен быть застигнут врасплох ни врагом, ни стихией. Нет, не все устарело, и многое еще пригодится в условиях гор. Не зря приспосабливались тысячелетиями народы к здешней жизни... Однако как же быть с сегодняшним днем?
Еще почетом окружены старики как старейшие и источник мудрости, но им уже трудно соперничать с телевизором. Еще собираются старики на годекан — традиционное место сбора, и на их век хватит еще уважения, но следующему поколению уже не знать их непререкаемого авторитета, и скамья, где сейчас сидят старейшие, уже не соберет людей, разбросанных по свету.
Уже напрочь отказались от лошадей, но там, где конь прошел бы уверенно, машина срывает тормоза и летит в пропасть.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.