Однажды весной мы шли фотографировать дом № 302-бис. Пробираясь к нему какими-то переулочками, обсуждали, как будет выглядеть стенгазета посвященная Булгакову, сколько для нее нужно фотографий. Эти переулочки за год с лишним мы изучили вдоль и поперек, поэтому не считали нужным глазеть по сторонам. Конечно, улица Остужева в конце марта выглядит неплохо, но куда лучше, например, Патриаршие пруды в середине мая... Да и должны же мы морально подготовиться к очередной встрече с «нехорошим» домом. Лучше бы, конечно, с квартирой, но кто нас туда пустит?

Добрались до квадратной арки. От нее не больше минуты идти до другой — низкой, желтой; на стене — задумчивый вопрос: «Христос был хиппи, Воланд — панк, так кто же мы?» (Безапелляционный ответ не замедлил появиться: «Вы — идиоты».) Мы уже сожалеем, что с нами ничего не случается, Воланд не прилетает, балов не дает, в школе скучно, стены у нее не изрисованы. С такими мыслями и предвкушением «последнего рывка» — «Вот сейчас выйдем на Садовую и...» — мы прошли арку и попали... в густой туман. Горячий и подозрительный. Разумеется, в первую очередь ничего, кроме предположения о нечистой силе, пытающейся помешать нам сфотографировать тот самый подъезд № 6, то есть ее «штаб-квартиру», в наши атеистически воспитанные умы прийти не могло. Когда же мы вступили в довольно теплый ручеек, к этому предположению присоединилась шальная мысль: «Да уж, действительно, квартирка номер пятьдесят! Недаром люди говорят! Ай да квартирка!» Перейдя этот переулок, пророчески названный кем-то Трехпрудным, мы увидели впереди Садовую. Таинственный туман, а проще говоря, пар от горячей воды из прорванной где-то рядом трубы, снова попытался скрыть от нас вожделенную цель. Но мы не поддались. Мы вышли на шумную и по-весеннему пыльную улицу, теперь уже молча и настороженно оглядываясь, вошли в арку...

Это не просто дом. Нет, я не имею в виду ни многочисленные надписи и рисунки, ни даже его историю. Хотя какие имена! Кончаловский, Шаляпин, Есенин — каких людей помнит этот дом!.. Но я не об этом.

Сейчас стало модным говорить о неформальных объединениях молодежи. Впечатление такое, что журналисты устыдились того, что уделяли «металлистам» и хиппи не так уж много внимания, и сейчас с утроенной силой бросились наверстывать упущенное. В материале «Комсомольской правды» о ребятах, собирающихся в этом доме, словосочетание «неформальные объединения молодежи» было повторено не раз. С таким определением посетителей знаменитого «воландовского подъезда» не могу согласиться. Может быть, у меня несколько наивное представление: объединение — когда всех много, все вместе и у всех одна общая идея. А здесь что? Каждый пришел — посмотрел — ушел. Ну, написал что-нибудь, нарисовал — это уже от таланта зависит. Впрочем, общая идея, видимо, есть. И всех много, даже слишком. А вот насчет вместе... Возможно, собирается там и постоянная компания, не знаю, но вот со многими приходящими «одиночками» знакома.

Когда приходишь сюда в первый раз, этот подъезд потрясает. И притягивает. Так же, как всякие «металлические» атрибуты — цепи, заклепки, прически не как у всех, — в общем, как притягивает все то, что не очень-то «разрешают». А разве разрешал когда-нибудь кто-нибудь разрисовывать стены подъездов? Попробуй только! Пробуют, конечно, но не очень «расходятся»: немножко грубостей, пара названий групп, два-три-четыре — десять признаний в любви «Спартаку», «металлу», Васе, брейку и Билли Айдолу. А здесь? Пишут, кажется, все, что могут, от цитат из «Мастера и Маргариты», «Белой гвардии» и Чаадаева до тех же «хэви метал», «Мы здесь были» и «Все в дзэн». Самых ярых фанатов раньше пытались образумить. Сейчас той надписи уже не видно, а когда-то это было первое, что бросилось мне в глаза. Из-за этого я и полюбила дом, подъезд, эту атмосферу... Привычная надпись «ЦСКА» была аккуратно перечеркнута, а под ней корректное: «Не место здесь». Тогда надписей еще было сравнительно немного...

Во мне борются два противоположных чувства. С одной стороны, когда любовь к великому писателю, к Мастеру приобретает такую несколько уродливую форму, мне обидно за него. И стыдно. За тех, кто пишет что попало в доме Мастера, за тех, кто не понимает, что давно пора сделать из этой «нехорошей» квартиры музей очень хорошего писателя. Но, с другой стороны, я прекрасно понимаю, что, если музей будет, туда мало кто пойдет из нынешних завсегдатаев этого подъезда. Сами посудите, что интереснее: попасть в квартиру, носящую гордый ярлык «квартира писателя», со всякими стульями-шкафами 20-х годов, отделенными от слишком любопытных посетителей веревочками и словами экскурсовода: «Руками не трогать!», — или не только «трогать руками», а практически самим создавать музей; хочешь — нарисовал, не хочешь — закрасил что-нибудь. Свобода! Что вам больше понравится: слушать нудное перечисление: «А вот здесь стоял Максимилиан Андреевич, а вот здесь, уважаемые товарищи, жила известная вам Чума-Аннушка, а в этой вот квартире — Михаил Афанасьевич Булгаков...» — или гвоздем выцарапывать на двери квартиры: «Аннушка! Наша Аннушка с Садовой!» — и, чтобы подкрепить это сообщение фактами, тем же гвоздем нарисовать воинственную старушку в платочке? На экскурсии по музею разве что другу что-нибудь скажешь, да и то шепотом, — экскурсоводы нервные бывают. А здесь — пиши что хочешь. Причем для всех. Ори на всю стену: «Остановите землю, я сойду!» Хотя не ново, да и при чем тут Булгаков?..

Мы вышли из подъезда. Внизу какой-то парень с поразительным упорством выцарапывал на стене дома: «Код 7...» Он выводил эту семерку и с каждым взглядом на вереницу точно таких же надписей, тщательно закрашенных или стертых, сильнее налегал на гвоздь. На наш фотоаппарат он покосился, проводил нас хмурым взглядом, а мы, свернув за угол, в радостном расположении духа направлялись к чердаку.

«Тут приехавшая большая группа разделилась на две маленьких, причем одна прошла через подворотню дома и двор прямо в шестое парадное, а другая открыла обычно заколоченную маленькую дверку, ведущую на черный ход, и обе стали подниматься по разным лестницам к квартире № 50».

Мы открыли дверь черного хода и стали подниматься на чердак. Фотографировать не хотелось. С блекло-зеленых стен смотрели рожи и надписи. Кого эти рожи изображали, не знаю, а надписи приводить здесь не хочется... Так что на чердак мы шли напрасно.

Как будто две любви к Булгакову — с парадного и с черного хода. Цитаты, разбавленные глупостями в подтверждение этой любви, — на парадной лестнице, и просто бред, даже не маскирующийся под что-то имеющее отношение к писателю, — на черной. А может, объединить полулегальный подъезд и совсем нелегальный чердак и устроить вполне легальный музей?

Не успеем. Если вы читали ту же «Комсомолку» или «Собеседник», то знаете, что здание отдают Военно-политической академии. С полной реставрацией. Против этого уже протестовали и в печати, и по телевидению... Но подумайте, ведь правильно делают! Не знаю, правда, кто именно делает, но одобряю. Не то хорошо, что отдают, а то, что Военно-политической академии. Лишь что-нибудь такого типа, серьезное и внушительное, способно будет отразить наступление всех, кто сейчас ходит туда, кто хоть раз нарисовал что-нибудь на стене подъезда и хоть раз побывал на пресловутом чердаке. Нет, серьезно — именно наступление. Пора бы разобраться: может, не надо так грубо, а?

Пусть будет музей! Но не с тусклыми голосами экскурсоводов и экспонатами за стеклом. Музей-то — Булгакова! Квартира — Воланда...

«... — Удивительно странный вечер, — думала Маргарита... — Каким образом все это может втиснуться в московскую квартиру? Просто-напросто никак не может.

Как ни мало давала свету коровьевская лампадка, Маргарита поняла, что она находится в совершенно необъятном зале, да еще с колоннадой, темной и по первому впечатлению бесконечной...»

Пусть и музей будет «удивительно странный», необычный, уникальный. Не подумайте, что предлагаю, чтобы «кто-то имеющий власть» немедленно начал делать музей — подавать идеи, собирать экспонаты и т. д. Я думаю, что мы — все, кто любит Булгакова, — все сделаем сами. Если, конечно, этот «кто-то» разрешит.

А стенгазета у нас не получилась. Фотопленка куда-то пропала. «Нечистая сила» добилась своего. А так хотелось, чтобы осталось какое-нибудь «вещественное доказательство» существования такого дома и такого подъезда.

« — Так, стало быть, этим и кончилось?

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.