Рассказ
Приговор был краток: пятнадцать лет с конфискацией имущества. Он ожидал большего, надеялся на меньшее. А в общем, за вооруженный грабеж – в самый раз.
Пятнадцать лет... Плевал он на них! Года не пройдет, как он будет на свободе!
Он притворился покорным. Исправно работал, не ввязывался в драки, даже в карты играл с опаской. Наверстает на воле.
Воля... Чем была для него воля? Грабеж, жратва, привычное женское бесстыдство? Запах дождя и бензина, люди на улицах, спешащие к своим семьям, в дома, которые он грабил?
И все-таки он хотел на волю. Бешено, как запертый в клетку волк. И было в нем – длинном, поджаром, с колючими скулами и мощными желтыми зубами – что-то волчье: мгновенный, из-под век, блеск серых глаз, жестокая усмешка, растягивавшая бледные губы...
Через полгода он бежал. Его поймали на вторые сутки.
Снова побег. На этот раз удалось сесть в поезд.
Его взяли на вокзале большого города. Только и увидел, что сияющую огнями привокзальную площадь...
Когда его поймали вторично, он сказал: «Хана!» – и надолго замолчал. В этот день ему исполнилось двадцать шесть. Впереди были долгие годы тюрьмы.
Неделю он сидел, уставившись в одну точку. Если к нему обращались, глухо рычал.
С побегами было покончено. Все равно не уйдешь, это он понял крепко. В темном, одурманенном мозгу билась лишь одна мысль: «На волю!» Помощи ждать было неоткуда. Все его родные погибли во время войны. Дружки по темным делам попрятались в щели и не подавали голоса. Он думал о них брезгливо: «падаль».
Оставался один путь. О нем, понизив голос, с ужасом и восхищением повествовали на воровских «хазах». Ему казалось, другого выхода нет. Он решился.
В преступном мире существует своя «медицина», жуткая и бесчеловечная, как и весь этот гнилой мир.
В большом человеческом мире встают пораженные полиомиелитом дети, создаются лекарства и вакцины, проводятся сложнейшие операции во имя здоровья и счастья людей.
В преступном детей сознательно калечат для нищенства и воровства. Здесь знают, чем вызвать тяжелое воспаление, как симулировать эпилепсию. Из поколения в поколение передаются «рецепты»: например, для ожога глаз – чернильный грифель...
Наш закон снисходителен к больным, увечным, слепым. Это тоже учитывают преступники.
Федор начал действовать. Ловко стянул на допросе чернильный карандаш, ночью раздавил в камере лампочку...
Утром человек, принесший завтрак, застал его лежащим лицом к стене.
– Встать! – приказал конвоир.
Ефремов не шевельнулся. Солдат подошел ближе. Под ногами хрустнуло. Он наклонился и поднял осколок электрической лампочки.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.