Чуждые влияния проникли на наши железные дороги. Недаром «транспорт является тем узким местом, о которое может споткнуться да, пожалуй, уж начинает спотыкаться вся наша экономика» (И. Сталин).
Эти влияния возникают иногда едва заметно, они начинаются иной раз с бытовых «мелочей» и, не встречая боевого отпора, вырастают в серьезную угрозу транспорту. Очерк А. Гротова показывает, как проникли чуждые влияния в один из ответственных железнодорожных районов.
На первый взгляд они могут показаться неизмеримо далекими друг от друга. Ну, что может иметь общего тихий, честный, добродушный парень с бандитами, сталкивающими на полном ходу человека с поезда? Еще менее близкими могут показаться ледяная скука в рабочем клубе и похищенный в багажном отделении чемодан. А между тем все эти на первый взгляд далекие друг от друга вещи имеют общие, роднящие их черты. Все они являются отдельными струями потока чуждых влияний. Возникая иной раз на мелких, второстепенных участках, эти влияния соединяются, развиваются и растут, не встречая подчас дружного, непримиримого отпора...
Вагон стоял в глубине парка. Два окна слегка светились. Гул голосов доносился из вагона.
Когда комсомольцы открыли дверь, они увидели группу людей за картами и бутылками. Один, сняв рубаху, занимался поисками насекомых. Пыльное тряпье валилось на скамейках. Окурки и плевки украшали все пространство вокруг веселой компании.
- А что с ними делать? - сказал приведенный комсомольцами проводник и яростно почесал себе спину. - Как вагон на запас отведут, так для «их и лафа.
- Почему не ставите вопроса об охране? Ведь заразу тут разводите, эпидемии.
Проводник смотрел на комсомольцев иронически.
Разговаривать с ним было бесполезно. Он вышел в тамбур, принес оттуда черный и измочаленный веник. Игроки постепенно убрались из вагона. Проводник обмахнул веником скамейку, стремительно подмел пол и угрюмо сказал:
- Останусь тут до утра.
Он скинул ватный пиджак и постелил его на только что подметенной скамейке.
- Ведь грязь тут, зараза, - заметили ему, но он с досадой отмахнулся:
- Не господа, ничего с нами от грязи не станет, привыкли, слава тебе, господи.
И он стал пристраиваться на полке, сопя и почесываясь.
Этот человек жил до поступления на транспорт в небольшой деревне бывшей Тульской губернии. Корова и лошадь стояли у него за тонкой невысокой перегородкой. Теленок, куры и поросенок бродили по затхлой избе. Куча детей пачкала и мусорила вокруг. Вшивая странница лежала в углу, на гнилом тряпье.
Из этого источника почерпнул проводник свой запас культурно - бытовых навыков. Он спал не раздеваясь и месяцами не ходил в баню. Подчиняясь правилам, он заботился только о внешнем порядке вагона.
Этого человека никто не взял на транспорте в руки. Никто не занимался культурным его обликом. Он жил где - то на частной «фатере» и не менял своего стиля ни дома, ни на работе. В первые дни он еще пытался раздобыть веники, ведра, тряпки для уборки, но его требованиями почти не интересовались, и он со спокойной совестью мел одним и тем же веником и уборные и пассажирские скамейки.
Так закрепился на многих поездах убогий и грязный облик чудовищного в наших условиях бескультурья.
В десятках составов Харьковского железнодорожного узла можно встретить проводников подобного рода. Они грубо нарушают дисциплину, но это никого но волнует, лишь бы в проходе не валялось окурков. Работая на разбросанных транспортных участках, получив рабочее звание, они ухитряются сохранять в себе чуждые черты.
Это грозное равнодушие имеет множество оттенков. Начинаться оно может с очень незаметных дел и разговоров.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.