Осень золотила парк в Сокольниках, и стайки кленовых листьев опускались на землю. Ветер гонял листья по аллеям, а сторожа сгребали их в кучи. Девушки с «Красного Востока» увидели это, лишь когда трамвай свернул к Сокольническому кругу. Все было в золоте осени и тиши дня. До того вое было очень шумно и играло красным цветом: стены клуба, стол президиума, где горел огонь кумача. Это когда их провожали на метро. Длиннейшие полотна кричали: «Дадим метро 10 тысяч комсомольцев! Дадим метро 10 тысяч!»
Дали их: четырех комсомолок с «Красного Востока», четырех с 7 - й трикотажной, еще с «Мосшерстьсукно» и с «Фрезера» - 15 девушек будущей бригады бетонщиц. И еще около десяти тысяч комсомольцев.
То есть не дали - эти комсомолки сами пошли, добровольно. Когда их провожали, секретари ячеек говорили, что под руководством ленинского ЦК, Сталина и Кагановича эти ребята и девчата уж не подкачают и дадут Москве метрополитен - во!
И комсомолки, очень гордые, с шумом в ушах от веселых проводов, отправились на метро.
Когда с Ильинки послали их в Сокольники, на четвертую дистанцию, четыре девушки с 7 - й трикотажной, которые вместе пошли на метро, поехали вместе, ибо считали себя девичьей бригадой, хотя никто их таковой еще не объявлял. В Сокольниках они увидели «в багрец и золото одетые леса» и парк под сухим голубым небом. Тишину рвали лишь звон трамвая и их смех.
Контора дистанции помещалась на Русаковском шоссе. Здесь стояли грохот и треск, и ветер нес тучи пыли. Песчаные холмы были насыпаны вдоль всего шоссе. Заборы были бессильны защитить глаза прохожих. Девушки бежали, зажмурясь. Их ресницы стали серыми и тяжелыми, а на зубах скрипел песок.
В конторе их назначили на земляные работы. На те самые, откуда подымаются тучи пыли.
- Вот покушаем песочку! - сострил кто - то.
Но на следующий день, когда вновь прибывшие комсомольцы и эти девушки с «Красного Востока», с 7 - й трикотажной, с Мосшерстьсукна стали на работу, кушать песок не пришлось. Тучи переместились с земли на небо, и несли они не песок, а воду. Мостовая пузырилась и булькала от дождя, а песок был мокрым и тяжелым. Скинув жакетки и мокрые шапочки, девушки одели сапоги и брюки. Рукавицы были огромные. Руки в них болтались и нетвердо держали тачку. Надо было откатывать песок. Работать было чертовски трудно.
Но жаловаться было неудобно. Рядом работали сезонники. Они могли засмеять. К тому же какая тут жалоба, когда строят метро. Ведь не что - нибудь, а метро! Гордый шум торжественных проводов еще стоял в ушах и заливал сердце, как дождь заливал в тот день сокольнические траншеи будущего метро.
Все же они очень обрадовались, когда парни, побросав лопаты и тачки, закурили. Можно будет отдохнуть. Они присели на тачки. Но ветер так хлестал дождем, словно он выполнял ударную программу. Девушки продрогли и не рады были перерыву. Нет, сидеть неподвижно совсем невозможно. Уж лучше работать - тепло, по крайней мере.
К концу дня они очень устали, и, главное, им надоело возить землю. Домой они возвращались хмурые и молчаливые. Неудобно было сознаваться, что тяжело. А о другом не хотелось говорить. Но когда они вернулись в общежитие - пока им не дали новых помещений, они остались в общежитии при фабрике, - их там встретили приветливыми восклицаниями, и они почувствовали, что их очень ценят, что ими гордятся за то, что они пошли на метро. И они тоже с гордостью рассказывали о своей работе.
Поднявшись утром, они почувствовали разбитость в теле: стреляло в пояснице; особенно болели плечи и ломило руки.
- Это с непривычки, - думали они.
Но в этот день тачки - черт бы их побрал! - были еще тяжелей вчерашнего. А лопаты совсем плохо слушались.
Сезонник, работавший рядом, спросил - не зло, не в насмешку, а по - сердечному: - Что, девчата, тяжело?
- Да, немножко есть! - нехотя сознались девушки.
Сезонник посмотрел на них снисходительно и добавил:
- Ничего, девчата. Спервоначалу оно всегда трудно. А потом легче пойдет!
Надежда на облегчение высекла на минуту искры в глазах. Но следующая минута их потушила: тачка становилась все тяжелей и жгла ладони. Хотелось скинуть рукавицы - огромные брезентовые мешки - с рук. Но без них было совсем плохо. Шершавая от присохшей глины лопата натирала кожу.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.