Чужие черты

В депо «Октябрь» комсомолка Черкесская отказалась участвовать в политбое, посвященном XVII съезду партии. Сначала она отказалась просто и благодушно, но когда ей напомнили о бое вторично, она заявила:

- Что вы ко мне пристаете, на что мне ваш политбой? Техникум даст мне средства к жизни, а политика ваша ни к чему.

На Донбасс надо было срочно отправить из Харькова 105 пустых вагонов. Комсомолец Будянский (ныне исключенный) не обратил внимания на распоряжение начальника и ушел по личным делам. Жизненно необходимый Донбассу порожняк задержался на Харьков - Сортировочной 12 лишних часов.

А комсомолец - стрелок из службы движения Иван Лобода на одном дежурстве заснул, а в другой раз не являлся два дня подряд на службу.

Эти настроения идут, задерживаясь и спотыкаясь, сталкиваясь с препятствиями и отступая перед крепким большевистским напором. Но вот ослабла проверка, угасла бдительность, исчезло внимание к человеку, и те же мелкобуржуазные распущенные настроения возникают у иных комсомольских руководителей. Корни этих настроений могут быть очень разнообразны. Попробуем их проследить на одном из примеров.

На Харьковском паровозоремонтном заводе секретарь комсомольского комитета Культман сдал в райком свой партийный билет и сказал:

- Я знаю, что политотдел будет меня тянуть за плохую работу и в конце концов исключит, поэтому ухожу сам.

Этот человек был руководителем 500 комсомольцев завода. Он считал, что ему уже не у кого учиться. Партийное бюро также превозносило его как зрелого, вполне оформившегося большевика. Но у Культмана был отец с большим производственным стажем и с домом, окруженным множеством хозяйственных пристроек. Отец Культмана относился к работе и к социалистической стройке так же, как он относился к Южной дороге тридцать лет назад. Он пришел на транспорт за участком земля, за домом, за коровой, за бесплатным железнодорожным билетом. Годы шли, где - то происходили забастовки, служи о казацких нагайках и о расстрелах проносились над отгороженным домом Культманов, но они только плотнее прикрывали ставни. Новые сундуки, новые овцы приходили в их дом. Сердитые разговоры о дураках и немецких шпионах, что идут против поставленной богом власти, шныряли по комнатам. Подрастал по образу и подобию отца сын Культмана, наследник трезвого имущества и тихих семейных традиций...

Вначале отец злился и нервничал, но сын не хотел его слушать и пошел в комсомол. Тогда отец начал окружать сына уютными семейными ловушками: куриным супом, хорошенькой соседкой, отеческими разговорами о нехватке продуктов, о последних известиях из кооперативных очередей. Он убеждал сына в том, что на нем отыгрываются, а он как дурак торчит по вечерам на бесплатной работе, он показывал сыну беспризорных на станции и подмигивал: «Наработали твои социалисты! На - втыкали!.

А в это время сына поднимали над массой молодежи, его выбирали в бюро комсомола, его передавали в партию, но никто, конечно, всерьез им не занимался.

Он стал секретарем комсомола, не имея закалки, не зная, как работать. Но все принимали плохую работу как должное, и эта проблема перестала волновать младшего Культмана. Его выбирали в президиумы собраний, его приглашали даже на совещания заводского треугольника, он становился почетной я привычной заводской фигурой, специалистом по авторитетному тону и цитатам.

А отец все сообщал ему последние известия из очередей и от деревенских родственников, а мать встречала его по вечерам пирогами и горячей укоризной.

При первой же резкой критике политотдела 2 - го харьковского района Культман бросил партийный билет и был изгнан из организации.

Мир и тишина воцарились после этого Я заново выкрашенном доме семейства Культманов..

Когда перестают бороться с чуждыми влияниями, когда беспечность и бесконтрольность становятся системой работы, возникает угроза основе советского строя - общественной собственности.

... Чемодан раскрыли в Харькове. Он ехал в одном поезде со своим владельцем.

С треском отскочила упругая крышка, и под ней весело зажелтели, закраснели и зазеленели щербатые кирпичи и булыжники.

Пассажир бросился в транспортный отдел ОГПУ. Всхлипывая и сбиваясь, он рассказал о том, что в чемодане лежало кожаное пальто на меху, женское пальто, три костюма, белье... Человек переезжал на работу по вызову, он вез с собой все свое достояние.

Истина обнаружилась необычно просто. Следствие начали с ближайшего узла, с Мерефы. У багажного сарая лежали кирпичи и булыжники, близкие родственники обнаруженных в злополучном чемодане. Подмороженная почва хранила на себе следы оторванных от нее вещественных доказательств.

Людей, имевших отношение к багажу, в Мерефе было очень немного, и в течение нескольких дней виновники хищения нашлись. Это были четыре молодых человека - два кладовщика и два грузчика.