Что по плечу Степанову

Удачливый он, Степанов. Иногда может показаться, будто идет по жизни, как танк по кустам, только треск стоит. Нет, конечно, нет в его жизни сплошного везения, чтобы захотел – и сделал. Бывают и неудачи.

Как-то член совета новаторов токарь Галахов Николай Павлович ездил в Киев. И, кроме всего прочего, привез оттуда интересную идею – создать в объединении централизованный участок по заточке инструмента: так сделали на одном из заводов в Киеве. Мнение совета новаторов было общее – вот бы и нам такой участок! А то сейчас весь инструмент затачивают сами станочники, кто во что горазд. А на участке – специалисты, и все нужные приспособления у них под рукой. Значит, повысится у станочников производительность, это и людям выгодно и предприятию.

В техническом отделе идею поддержали. Никто не против, а дело ни с места. Тогда Алексей Васильевич пошел в многотиражную газету объединения, и вскоре вышла заметка под названием «Почему горят сверла?». Ответственные за решение вопроса инстанции сделали вид, будто ее не читали. Тогда была опубликована вторая заметка – «А сверла все еще горят!». В этот раз редакция получила и опубликовала ответы на критику. Однако воз и ныне там. Правда, Степанов не теряет оптимизма:

– Мы это дело пробьем. До пенсии мне еще далеко.

Бывали и другие неудачи. Впрочем, Алексей Васильевич воспринимает их иначе: «Не неудачи, а издержки производства».

Придумал он как-то приспособление для резки металла. Внедрили его. А вознаграждение оказалось значительно меньше, чем рассчитывал рационализатор. Только не подумайте, что Степанова жадность одолела. Просто он полагает (и вполне справедливо!), что каждый труд должен вознаграждаться сполна. Между тем при оплате изобретений и рацпредложений часто проявляется прямо-таки фантастическая скаредность. Будучи членом Центрального совета Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов, Алексей Васильевич хорошо осведомлен о подобной практике.

– А взять внедрение! – с досадой говорит Алексей Васильевич. – Внедрение рацпредложений, а особенно изобретений. Сколько уже говорим, что надо ускорить это дело, и никак не можем ускорить. Вот есть в Москве токарь, – продолжает Степанов, – причем токарь известный – Данилов Борис Федорович. У него рацпредложений без счета и пять изобретений. Был Данилов несколько лет председателем московского городского совета новаторов, несколько Книг издал о своей профессии, в журналах выступает, в «Литературной газете». Словом, человек на виду. А из пяти его изобретений внедрено лишь одно. И в Волгограде таких примеров хватает.

Да, действительно, если знатному токарю Данилову приходится туго, то каково обычному рабочему – рационализатору или изобретателю, у которого грудь медалями не увешана и нет пробивных качеств Степанова? Не в этом ли одна из причин ухудшения деятельности ВОИР? Активность его членов в прошлой пятилетке снизилась. Меньше, чем прежде, подали предложений и рабочие и инженеры.

– Был я на заседании Центрального совета ВОИР, – рассказывает Степанов. – Там называли нам интересные цифры. Обязались новаторы создать рационализаторский фонд пятилетки – 22 миллиарда рублей дать стране, и выполнили это обязательство досрочно. Здорово, конечно! Но вот число невнедренных и даже нерассмотренных предложений по стране не уменьшается, а даже растет. Это как в строительстве незавершенка. Только здесь мысль человеческая омертвляется, на полке лежит и пылится. Так людей не привлечь. Особенно молодежь. Неинтересно им. Я по своему заводу знаю.

В прошлом году на «Волгограднефтемаше» работала школа молодого рационализатора; И всего-то там училось человек пятнадцать. Но и тех на занятия собрать – проблема. Человек пять сами придут, а за остальными надо бегать по цехам, висеть на телефоне, уговаривать администрацию цехов, чтобы молодых рационализаторов на занятия привели чуть ли не за ручку.

Сейчас при Дворце культуры объединения хотят организовать молодежный клуб технического творчества «Поиск». В квалифицированных преподавателях недостатка нет. А вот как завлечь в этот клуб молодежь? Какими коврижками заманить? Как интерес вызвать?

– Интерес – вот главная человеческая пружина, – считает Степанов. – Чтобы человек в клуб этот или на работу, как в кино, шел. Ведь есть же такие люди. Вот Володька Воробьев...

Слесаря центральных авторемонтных мастерских Воробьева в Волгограде хорошо знают как отличного рационализатора. Человек он своеобразный. Смены ему обычно не хватает. Все сидит, все чего-то придумывает, до девяти, до десяти часов вечера из цеха не уходит. Вахтеры выпроваживают, не положено, говорят, по инструкции, чтобы свет в цеху горел в такое время. Начальство знает эту слабость Воробьева, поэтому, чтобы он выспаться мог как следует, приказом его обязали на работу попозже выходить. Даже, кажется, и час не оговорен. В десять так в десять, а можешь и в одиннадцать. Все знают, что он свое сделает и еще вдвое лишку даст.

– У нас шутят, – рассказывает Степанов, – мол, стал Владимир вольным художником. По вдохновению работает, когда хочет. Но шутки шутками, а ведь в будущем так каждый работать станет. И адвокат, и инженер, и слесарь – все. Я не рабочее время имею в виду, а интерес к делу. Это когда-то было: рабочий – золотые руки, а теперь этого мало, нужна еще и голова, рабочий – золотая голова! Чтобы интересно ему было и руками работать и головой. Интересно!

Размечтался я здесь, – вдруг перебивает себя Степанов. – Над землей воспарил. А вот как с тем же «Поиском» быть, не знаю. Плохой у нас контакт с комитетом комсомола. Мы к ним заходим, а они к нам нет. Молодежь... – И Алексей Васильевич замолкает, продолжая какую-то свою, давно, видимо, занимающую его мысль. – Жалуемся на некоторых молодых. А кто их такими воспитал? Мы сами! С одной стороны, высокие принципы им пропагандировали, а с другой стороны, от всякого труда ограждали, от всех тягот. Он тебе про высокие принципы может наговорить что твой лектор. А надо работу делать, так тут он уже не о принципах думает, он спрашивает: что я с того иметь буду?

Знакомые сетования. Многие из нас рассуждают точно так же. Но верно ли это? У многих ли из нас, старших, хватает рассудительности попробовать охватить проблему всю целиком, а не только слегка побрюзжать? Степанова на это хватает.

– Может, и не все так плохо, – сомневается он. – Может, просто мерка у нас стара, а времена-то другие? Ведь есть же среди заводских новаторов молодежь, и немало. Вот Аленцев Александр, токарь, участник ВДНХ. Слесаря Евсеичева Геннадия взять – часто предложения подает. А на самом экспериментальном участке с ветераном нашим Самсоновым кто работает? Сергей Глущенко. Только что из ПТУ. Мы же только его, как самого способного, выбрали. Самсонов Петр Андреевич у него наставником. Он Сергея на пятьдесят семь лет старше. Велика дистанция, а понимают друг друга старый да малый. Недавно рацпредложение совместное подали. У Глущенко оно первое в жизни. Чем тебе не эстафета поколений! Побольше бы нам таких пареньков. А чтобы их побольше было – тут все от нас зависит, от старой гвардии. И мы-то тоже неодинаковые. Иной – воз на него нагрузи – везет, два нагрузи – крякнет и опять везет. А другой к концу месяца нарочно бездельничает, ждет, когда начальство подойдет и попросит: мол, выйди в субботу, заказ надо в срок сдать. Тоже способ лишнюю деньгу зашибить. Или сдельщину эту взять – на что она толкает? Чтобы больше. А качество? Может, изжила она себя, сдельщина?.. В общем, тут вопросов – говорить не переговорить.

И эти вопросы мучают Степанова. Это главные для него вопросы, он причастен к их разрешению. Он и многие такие же рабочие, как он. И вопрос вопросов – не сдельщина, не оплата рацпредложений, не «железки», а все это, вместе взятое.

– Вот мы говорим – производительность, качество. Конечно, это важно. Но главное – человек, каким мы его воспитаем. Если таким, как надо, тогда будет и производительность и качество. А если нет... Но такого быть не должно. Не допустим. Что же мы, зря. что ли, город наш, развалины его у фашистов отбивали! Не напрасно ведь товарищи мои здесь в землю легли, на дне волжском остались!

Вот он какой, Алексей Васильевич Степанов. Этих покритиковал, тех пожурил, обо всем свое мнение имеет. А не слишком ли он положительный? Знаете, вроде того отличника в школе, который за одну парту с двоечником сесть брезгует: чистеньким хочет быть. А ведь таких чистюль класс не очень жалует. Как относится «класс» к Степанову? Бывает ведь: возле станка или на собрании авторитет у человека большой, а вышли покурить – вдвое меньше.