Чрвонец

- А сумею за один вечер научиться считать?

- Как учиться будешь! - засмеялся Андрей Иванович. Он взял деньги, развернул их, посмотрел на свет.

- Стыдился бы, Андрей Иванович! - нахмурилась жена.

- А чего мне стыдиться? - пожал Андрей Иванович плечами и весело подмигнул жене. - Я, однако, их не украл, честно заработал... А ты, - обратился он ко мне, - будь спокойна, я тебя за твои деньги всему обучу. Не только складывать и вычитать - умножать и делить научу. Ты, может, к профессору своего дела попала. И проценты покажу как находить. И все за те же деньги. Только вот что, моя дорогая, человек с работы пришел, ему и пообедать не грех.

Восхищенная перспективами, которые раскрывались передо мной, я пробормотала, что с радостью подожду. Ладный и уверенный, Андрей Иванович ходил по цветным половичкам, поскрипывая своими бурочками, а Вера Васильевна накрывала на стол. Тарелка мягкого белого хлеба, дымящаяся кастрюля со щами... Нет, что мне до их запаха, который наполнил всю комнату! Другое важно. Я научусь считать! Я даже отвернулась от стола, разглядывая какие - то фотографии на стене.

- Однако, девушка, так дело не пойдет, - снова раздался басок хозяина, - работать вместе будем, а как обедать, так я один? Не выйдет! Садись, садись. Оставь - ка церемонии - то. Я еще не знаю, какова ты ученица, может, до самого утра просидим. Изволь - ка силы запасти.

Вера Васильевна налила мне щей в большую цветастую тарелку, одну поварешку, вторую, а в третьей оказался изрядный кусок мяса.

- Ты это почему без хлеба? - укоризненно покачал головой Андрей Иванович и положил передо мной ломоть.

Я слабо сопротивлялась, но он просто прикрикнул на меня. Как давно я не ела щей, да еще с хлебом! И все - таки я старалась не показать, какое удовольствие испытываю, старалась не торопиться.

Андрей Иванович ел истово, на меня не смотрел, хотя задавал вопросы о том, как я оказалась одна, как нашла работу, как живу.

Потом пили чай. Крутым кипятком Вера Васильевна заварила в тарелке молотую черемуху, и мы мазали ее, распаренную, сладкую, с легким миндальным привкусом, на черный хлеб.

Было очень вкусно, но я уже начала волноваться: время - то идет, а кто его знает, какую премудрость придется одолеть.

Наконец Вера Васильевна убрала со стола. Андрей Иванович достал счеты, любовно положил на них широкую ладонь.

- Рубли, копейки, - начал он, указывая на ряды костяшек...

Мы считали и считали. Я не чувствовала неловкости. За обучение заплачено сполна, и мой учитель очень честно отрабатывает свои деньги. Ему нужны деньги, мне - наука. А наука оказалась простой и веселой. Надо прибавить восемь, но этого сделать нельзя, костяшек не хватает, - прибавь десять и отними два; надо отнять шесть - не выходит, отнимай десять и прибавляй четыре. Подняв глаза к потолку, Андрей Иванович уже диктовал мне трех - и четырехзначные цифры, костяшки летали по проволоке, а на сердце становилось все радостнее.

Прошло два часа.

- Перерыв, - объявил он.

Только тут я почувствовала, как я устала. Закурив, мой учитель опять ходил по комнате. Не знаю, почему, но я рассказала ему обо всем, что сегодня случилось со мной в магазине.

- Обманула, однако? - тихо сказал он, притушив папироску. - Не стоит. Поганое это дело. Приди завтра и скажи правду. Никогда правды не бойся, и с нею, с правдой, ничего не бойся, все осилишь. А люди, видать, с тобой хорошие. Ты в человека - то научись поглубже заглядывать и хорошее в нем видеть. Пусть не сразу разгладится хорошее, а ищи. Верь людям. Молода ты еще, девчонка! И это ничего. Постареть успеешь, опыта набраться. Ты вот сегодня никому не поверила. Думаешь, кассирша тебя подвести хотела, товарка твоя случайно твоей оплошности не заметила? А тебе завтра прийти бы да за работу по - новому взяться. Для себя - то жить не стоит. Скучная это жизнь, для себя, холодная, плесенью пропахшая! Сейчас в мире огромные дела идут. Вон мы какую революцию совершили! Ты сейчас, поди, думаешь: «Работу еле нашла, зимой в осеннем пальтишке мерзну, на пайке впроголодь живу». А ты поднимись «ад собой - то и на всю жизнь сумей взглянуть, куда она идет: под гору катится или в гору подымается? И как народ дышит, послушай, какие в себе силы находит, на какие дела замахивается. Вот оно, счастье! Каждый человек в народном деле свое место ищет. И ты ищи...

Слова эти были простыми и ясными. Говорил Андрей Иванович так убежденно, с такой душевной настойчивостью, словно брал меня за руку и вел за собой. Он бросал свои мысли одну за другой, и они, сильные и солнечные, словно прорубались в мое сердце, где тоже было немало мусору, личных тревог и огорчений. И жизнь моя, с ее тревогами, холодом, непосильной работой по утрам, полуголодным пайком, показалась мне странно преображенной. Главное, оказывается, было не в них, не в этих мелочах, а в том, что работа моя нужна людям и я должна научиться делать ее как можно лучше, навсегда забыв о равнодушии. Главное было в том, что рядом со мной люди, много хороших людей, занятых одним общим делом.