- Они сказали, что ты им позвонил... Ведь ты звонил, правда?
Она была в смятении. Видимо, упреки. которыми она только что собиралась меня осыпать, потеряли под собой почву. Вошло что-то немыслимое, неожиданное и разом погасило ее раздражение. И вот что я понял из ее сбивчивых, взволнованных слов.
Около трех часов, едва Ёсио вернулся из школы, ей позвонил врач из клиники женских болезней, где она состояла под наблюдением. Это маленькая лечебница в пяти минутах езды на автобусе от нас, ее директор - мой старый приятель. Содержание телефонного разговора сводилось к тому, что ее пригласили немедленно приехать в клинику, где ей, по моей просьбе, сегодня же сделают операцию. Жена заколебалась. Кажется, она даже ощутила чувство протеста. Она позвонила ко мне, но меня на месте не оказалось. (В три часа я сидел у члена комиссии Томоясу и вел переговоры о передаче нам трупа. В лаборатории все были, конечно, как в тумане, и, видимо, забыли потом передать мне, что звонила жена). Волей-неволей она отправилась в клинику.
- Я все же решила на всякий случай посоветоваться с доктором... Но его в поликлинике не было. Сам же вызвал и куда-то уехал. Я разозлилась и хотела тут же вернуться домой... Но едва я вышла за дверь, как меня нагнала какая-то женщина, видимо, медсестра, с большой такой родинкой на правой стороне подбородка, и сказала, что доктор скоро вернется. Она предложила мне подождать в приемной и дала принять какие-то пилюли... Горькие пилюли в красной обертке... Кажется, в красных обертках - это сильнодействующие лекарства... Эти пилюли, во всяком случае, подействовали сильно... Спустя некоторое время я впала в странное оцепенение. Как будто все тело уснуло, остались только глаза и уши... Потом... Я все помню, но как-то в тумане, словно это было не со мной... Кажется, меня вывели, поддерживая с обеих сторон, усадили в машину и повезли в другую больницу... Это был госпиталь с темными, длинными коридорами... Там был доктор... Это был, правда, совсем другой доктор, но ему все уже было известно, и он быстро сделал мне операцию. Все шло, как на конвейере. Мне не дали времени подумать, сообразить... И еще - не знаю, какой в этом смысл, но перед уходом мне вручили какую-то несуразно большую сумму. Сказали, что это сдача...
- Сдача?
- Да. Ты ведь заплатил заранее...
- Сколько тебе дали? - сказал я, невольно поднимаясь с места.
- Семь тысяч иен... Не знаю уж, сколько они посчитали за операцию.
Я потянулся за сигаретой и опрокинул стакан с водой, стоявший на столе со вчерашнего вечера.
- Ты была, кажется, на третьей неделе?
- Да... Примерно так.
Вода подтекает под стопку книг. «Вытри, пожалуйста»... Семь тысяч иен... Три недели... От шеи по спине растекается огромная тяжесть, словно я карабкаюсь в гору с пятидесятикилограммовым грузом на плечах. Жена озадаченно смотрит на меня. Я отвожу взгляд и, накладывая на лужу старую газету, спрашиваю:
- Что это за госпиталь? Как он называется?
- Не знаю. За мной прислали машину и на ней же отправили обратно.
- Ну хотя бы где он, ты не помнишь?
- Право... Где-то очень далеко... На юг от города как будто, где-то чуть ли не у моря. Я в дороге все время дремала... - Она помолчала и добавила, словно выпытывая: - Но ты-то, конечно, знаешь о нем?
Я ничего не ответил. Да, я знаю, только совсем в другом смысле. Как бы там ни было, ничего говорить нельзя. Любое мое слово повлечет новые вопросы, и мне придется на них отвечать. Волнение мое улеглось, и я почувствовал, как во мне поднимается жестокое упрямство, раскаленное, как железный лист, под которым бьется жаркое пламя. Я еще не мог сказать себе, что все понял... Вернее, я не понимал причины, по которым меня все глубже затягивают в омут... Но моя жена вдруг оказалась в этой ловушке вместе со мной, и это было настолько оскорбительно, что меня охватила ярость, затмившая все перед моими глазами.
Я спускаюсь на первый этаж и подхожу к телефону. Жена хотела было сказать Ёсио, чтобы он выключил телевизор, но я остановил ее. Не хватает мне еще впутывать жену в эти дела, в которых я сам брожу на ощупь, как слепой.
Прежде всего я позвонил в клинику своему приятелю и спросил адрес гинеколога, наблюдающего за женой. Мне дали его телефон. Врач оказался дома. Мои вопросы привели его в замешательство. Разумеется, он ничего не знал и не вызывал мою жену. Да он и не мог знать, сказал он, поскольку в указанное время совершал обход больных на дому, начатый еще вчера. На всякий случай я спросил о медсестре, угощавшей жену пилюлями. Как я и ожидал, он ответил, что в клинике нет медсестры с родинкой на подбородке. Мои страхи оправдывались: дело принимало плохой оборот.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.