Было на Запсибе…

Потом шли мы по гаражу, обходили всю эту начавшую розно пофыркивать да постреливать синим дымком могучую технику: и гигантские тягачи, и многотонные автокраны, и трейлеры, – и рядом с Колей шагал теперь еще один старожил Антоновской площадки, Иван Сергиенко. Его я тоже знал с давних пор, когда он работал шофером, при мне он перешел потом в линейные механики, а теперь, видите, завгар, и встреча с ним стала для меня словно первым подтверждением того всеобщего факта, что вырос за это время не один Коля, что это, наверно, такое управление, в котором за своим начальником тянутся многие и многие наши ребята, наши антоновские «старички».

В просторном кабинете у Шевченко я садился за пустовавшим с утра длинным столом для совещаний, листал какой-нибудь взятый из шкафа монтажный справочник, помалкивал, терпеливо ждал, когда начальник отдаст все необходимые на текущий день распоряжения, а к нему шел теперь и шел народ все больше пожилой – то начальник снабжения, а то главбух. Когда их собиралось несколько, Коля тоже называл их «хлопцами», как когда-то своих – ребят из «комсорговской», и звучало это очень естественно – мне почему-то казалось, что сам Коля становится в такие минуты старше, а эти солидные, в костюмах пятьдесят шестого размера люди при этом словно бы молодеют.

– Двадцать тысяч нашей зарплаты лежит, хлопцы, в Темиртау...

– Значит, придется за ней летать.

– Никуда тут, хлопцы, не деться – надо!

Главный корпус кислородно-конверторного на окраине стройки уже почти полностью закрыли ребристыми щитами, под лучами осеннего солнца он ярко серебрился, выглядел празднично, и под стать ему был раскинувшийся рядом городок монтажников – вместо стародавних деревянных тепляков аккуратные металлические вагончики, ладная сварная изгородь, всюду чистота и порядок. Командовал тут Петр Михайлович Казенный, тоже бывший бригадир, фамилия которого несколько лет назад гремела на стройке на зависть ребятам из «комсорговской», и теперь я сказал о нем что-то такое: почерк, мол, у начальника участка все тот же, сразу видать хозяина...

Коля попробовал нахмуриться:

– Стружку бы с него не мешало. С этого «хозяина»... Другие что-нибудь неделями ищут, а у него мало, что склад ломится, так он еще и дома филиал, говорят, устроил. Если что особенно дефицитное потребуется, он – шоферу: давай-ка, браток, до моей хаты...

– Запас карман не тянет.

– Так-то оно так, да только соседи уже стонут. – И Коля не выдержал, все-таки рассмеялся. – Ребята на днях рассказывали. Приходит к нему молоденький мастер. Надо мне, Петр Михалыч, сорок метров уголка. А Михалыч смотрит: а хватит? А то проси сразу больше. Тот растаял: ну, тогда пятьдесят – вот не ожидал! А Михалыч: бери бумажку, записывай. Значит, так: знаешь, где склад у электромонтажников? Так вот двадцать метров оттуда уведешь. Еще двадцать у «Стальконструкции» тяпнешь. Остальные десять метров... А мастер: хватит, Петр Михалыч, хватит, мне вообще-то и сорок – за глаза!

И опять попробовал нахмуриться, ведь осудить бы должен, а как же, но в темно-карих Колиных глазах все не гас хитроватый огонек: что ты тут будешь делать – уж лучше, конечно, монтажник оторви - голова, нежели иждивенец.

Тут мне хочется сделать маленькое отступление...

Когда еще работал в многотиражке с названием, которое кто другой натощак не выговорит и которое для меня звучало тогда и теперь тем более звучит, словно музыка, когда я еще работал в нашем запсибовском «Металлургстрое», сколько мне приходилось сопровождать по стройке приезжих журналистов, и почти каждый увозил потом на память подаренную монтажниками желтую минстроевскую каску. Это вышла бы армия, если собрать их всех вместе, в касках! А мы были свои, и каждый мог достать их сколько угодно, и доставали, да все же это другое дело, когда просто пришел на склад и унес новенькую... А теперь, через много лет, настал, наконец, и мой час, и, когда Коля сделал все дела в городке и сказал, что идем теперь на конверторный, я вдруг самым настоящим образом заволновался: где-то тут в вагончике среди других лежит и его каска и будущая моя...

– Пошли? – шагнул Коля к двери. А на каски даже не посмотрел.

Не без некоторой доли ехидства я потом отмечал, что идти он старается все-таки там, где над головою уже есть перекрытие или под балками. Что открытое пространство пересекает по-особому, как-то, как мне казалось, очень хитро! Но спросить Колю прямо, почему это мы без касок, я не решался, мало ли что человек обо мне подумает, и я только ступал за ним след в след и делал независимое лицо, когда уже на верхотуре застревал на каком-нибудь ненадежном переходном мостике или на шаткой стремянке и чувствовал, что он сейчас обернется.

Любопытное зрелище было тогда – конверторный! Гигантская, высотою под девяносто метров гулкая металлическая коробка, на разных отметках которой что-то непрерывно грохочет, шипит, скрежещет...

Напряженная музыка горячих предпусковых деньков – как она Антоновской площадке знакома!

И все-таки это еще что, как говорится, до пика пока не близко – это через пять-шесть месяцев монтажники здесь будут висеть, что называется, один на одном, днем и ночью работа не станет затихать ни на минуту, «трехсменка» подчинит себе всех и вся.

В стране не хватает стали. Дать ее срочно должен Запсиб. Настолько срочно, что время, которое отвели запсибовцам на этот раз, даже для них, видавших виды, необычно: чтобы справиться с заданием, цех предстоит построить втрое, быстрее, чем требуют строительные нормы. В это - надо вдуматься: втрое!

Колю за две недели я увидел в каске только однажды – почти силою заставил надеть оператор из кинохроники, когда снимали знаменитую бригаду Виктора Еремина. После того, как Шевченко освободился, я как бы, между прочим сказал ему: