Было на Запсибе…

– А ты не между прочим, – откликнулся Тертышников. – Ты повнимательней...

– Ну, это к слову. А так – с карандашом сижу. Так что, Николай Семенович, готовься!

– Только ты читай не с той точки зрения: что мне, Стригунову, выгодно, то запомнил, а остальное меня уже не касается. Думай о том, что нам всем выгодно.

И тот сдвинул кепку на глаза и посмотрел на Тертышникова с долгим таким прищуром.

Другой, помоложе Стригунова, все ждал, пока выдастся момент вставить слово, торопливо теперь спросил:

– Коблев остался в списках, Николай Семенович?

– Да вроде бы.

– А если точно?

Его стали подначивать:

– Еще и точность подавай! Тут надо разобраться, на какие деньги покупаешь...

– Давай-ка нам честно. Парень пытался скрыть смущение:

– Ну, не без того, конечно, – ее родители пообещали помочь...

– Короче – теща?

Этот совсем расстроился, и кто-то, видно, пожалел:

– Нет, Николай Семеныч, тут без дураков – «жигуль» нужен. Человек в техникуме. Он третий год уже на перекладных. Электричка в поселке делает остановку, он выскакивает – и в такси. До города – кто быстрей. Чтобы еще успеть переодеться да то-се...

Я не удержался:

– И намного быстрей электрички? Тот сказал теперь с гордостью:

– Тридцать минут – мои!

– Тогда можешь считать – точно! – улыбнулся Тертышников.

Потом мы поднялись на самый верхний ярус, на краю бетонной площадки стояли, как на палубе огромного корабля, какого-нибудь современного «супера», смотрели на стройку. Внизу рядом с главным корпусом несколько бульдозеров утюжили черный пятачок земли, чуть поодаль виднелись и котлованы с фундаментами самой различной формы, и нитки толстенных тоннелей в глубоких траншеях, и кирпичные коробки вспомогательных служб. Тут и там вились, серые петли дорог, по которым мчали юркие самосвалы и медленно тянулись неуклюжие трейлеры, а за дорогами, за путаницей подземных коммуникаций вырастали из марева тронутые заходящим солнцем корпуса и заводские трубы, густой дым над которыми был оторочен золотою солнечной кромкой.