Неприятности начались с телеграммы из поселка Лиозно Витебской области. Районный военный комиссар извещал командира части о тяжелом состоянии Сметанникова Валентина Петровича и просил предоставить военнослужащему Олегу Сметанникову кратковременный отпуск. Телеграмма была заверена врачом районной больницы. Дежурный по штабу вручил телеграмму командиру батальона гвардии майору Онищенко и спросил, какие будут указания.

Майор повертел телеграмму в руках, взглянул на обратную чистую сторону бланка и вздохнул:

— Указания? Никаких. Сами все оформим... Не дай бог никому такого отпуска.

Было пять часов дня. Ближайший поезд в Москву уходил в девять вечера. Но на него Олег опаздывал, потому что находился в карауле далеко от части и связи с караулом не было. Поедет ночным поездом — решил майор.

Я помню Валентина Петровича Сметанникова. Полтора года назад он приезжал к сыну на принятие присяги. Стоял страшный мороз, и мы толком не сумели поговорить. Моложавый, крепкий, невысокого роста, он рассказывал о своей армейской службе, заметив, что в его времена одевались солдаты похуже и на построении обходились без оркестров. Помню, что он долго колебался, прежде чем подойти к командиру и попросить его отпустить сына до вечера в город вместе с ним. В конце концов сделала это мать Олега Екатерина Тимофеевна.

...Вернувшись из наряда и узнав о телеграмме, Олег растерялся. Присел на табурет. Дважды перечитал лаконичный текст. Что-то бормоча, пошел в каптерку, там сидели Капешко и Михайлов. Олег стал копаться в углу, вытащил саперную лопатку, направился к двери. Капешко, до того молчавший, не выдержал:

— Ты куда?

— Обещал сегодня вернуть лопатку, брал у ребят из химвзвода.

— Какая лопатка, Олег! Беги к ротному за документами. Тебе домой надо ехать. Там же с отцом что-то. А еще билет надо взять. И вообще не волнуйся, может, обойдется.

Сметанников положил лопатку обратно в угол.

— Ладно, ребята. Без паники. Все понял.

Действительно, может, ничего страшного. Отец болел-то редко.

Олег уехал ночью, четырехчасовым. До этого не спал, сидел в Ленкомнате. Вместе с ним был Михайлов. К ним по очереди наведывались Архиповский, Живодров, Апанасенок. О телеграмме не говорили. Чего о ней говорить, просто, как умели, каждый по-своему старался отвлечь Олега от мрачных мыслей.

Я не раз уже наблюдал, как в армии в тяжкий для кого-то час сослуживцы стремились морально поддержать товарища. В армейском коллективе надолго свою боль не спрячешь. Здесь все обнажено — радости, симпатии, горести, недоумения, обиды. Например, кто-то получил дурные вести из дома. Человек переживает, замыкается в себе. И все это видно. Так вот его не оставят в покое, пока он не поделится своей бедой с другими. А потом безыскусно, но очень деликатно попытаются развеять его печаль. Для этого придумываются самые разные средства. Причем о самом предмете огорчения напрямую не говорится.

К примеру, тому же Олегу Сметанникову стали реже приходить письма от Жанны. Да и в тех редких письмах уже не было прежней теплоты. Я видел эту Жанну, когда она приезжала к Олегу. Эффектная внешность, решительные манеры, чуть старше Олега. Не берусь судить, что произошло. Может быть, чувство, которое связывало ее с Олегом, оказалось недостаточно прочным. Может быть, Жанне стало жаль терять время на ожидание, ей нужно было как-то устраивать свою жизнь. Во всяком случае, когда это случилось, Олега утешать никто не стал. Но Капешко как бы между делом заметил, что новая прическа делает его похожим на Алена Делона. Саша Живодров предложил познакомить Олега с одной девушкой из местных, очень даже хорошим, душевным человеком. Миша Апанасенок категорично сообщил во время перекура, что мужчина должен быть независим от чувств, что верить можно только друзьям, женщины же по своей природе коварны. Возник спор, мнения разделились. Но Апанасенок, хотя и признал, что без любви не проживешь, в главном остался непоколебим.

Как бы там ни было, Олег немного оттаял. Мне он сказал, что, не поддержи его тогда ребята, ему пришлось бы много труднее.

Великая это вещь — мужская дружба, мужская солидарность, взаимовыручка. Нигде так щедро не одаривает нас судьба этими чувствами, как в армии. Недаром мужчины несут дружбу, связавшую их на военной службе, через всю жизнь, не позволяя никому вторгаться в нее. Какой бы пост ни занимал человек, как бы ни был погружен в быт, в работу, он всегда найдет время для встречи с армейским товарищем. Потому что это святое. И те, кто служил, знают, что я не преувеличиваю.

Однако вернемся к неприятностям. Следующей по счету и по значению стала самовольная отлучка Федора Филинова. «Самоволка» — ЧП, о ней сразу же докладывается командиру части, она несмываемым пятном ложится на дисциплинарную отчетность батальона, полка, дивизии. Она сводит на нет усилия сотен людей в глазах высшего командования. И пусть в твоем подразделении отличные результаты по боевой подготовке, пусть в безукоризненном состоянии находится техника, самовольная отлучка из части одного из солдат все это перечеркнет.

И это справедливо. Мы живем в беспокойное время. Каждую минуту десантный полк, как и любой другой, может быть поднят по тревоге. Место каждого солдата, расписано, он — неотъемлемая часть слаженного боевого механизма. Конечно, в случае чего его могут заменить другим солдатом. Но тогда где-то все равно образуется брешь. Рота, батальон — не футбольная команда, там запасных не держат. Поэтому каждую «самоволку» в армии квалифицируют как серьезное дисциплинарное нарушение.

В то утро мы хотели собрать их всех вместе, давно не делали коллективный фотопортрет. Но ночью уехал Сметанников — ладно, решили, соберем остальных, тем более что Капешко вечером тоже собирался уезжать. Он избран секретарем комсомольской организации батальона и направлялся на двухнедельную комсомольскую учебу.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.