Приехали в полк рано, чтобы успеть до развода. У штаба встретили гвардии старшего лейтенанта Юрия Мацнева, в его роте когда-то служила вся витебская девятка.
Мацнев сочувственно качнул головой, загадочно изрек:
— Да, кто бы мог подумать...
— Что именно? — спрашиваю.
— Ну как, разве вы не в курсе? Филинов, ваш витебчанин, попался в «самоволке». А там гауптвахта, разжалование, ну, и прочее. Неприятно...
Мы недослушали Мацнева, колола сознание мысль: не может быть. Федор, наш Федя... Гвардии сержант Филинов, один из лучших специалистов полка, работяга, каких поискать, аккуратист. Он отвечает по службе за приборы, от которых зависят человеческие жизни, и его работу уже не проверяют, так велико к нему доверие. Гвардии майор Якоб, под чьим началом служит Филинов, говорит о Федоре только самое хорошее...
Что произошло? Может, захвалили? Не выдержал, сорвался за полгода до конца службы? Надоело ходить в отличниках? Или что-то личное, экстраординарное? Но почему «самоволка»?
Спрашиваю, где Филинов. Не приходил. И вообще, объясняет ефрейтор, с его «самоволкой» какое-то недоразумение. Не тот он человек, чтобы подводить товарищей. У нас немного отлегло от сердца.
Решили дождаться Федора в приборном классе. По сути, это мастерские, где около десяти мастеров выполняют регламентные работы с парашютными приборами. Здесь царит абсолютная стерильность, люди работают в белых халатах, никаких внешних раздражителей. Приборы разбираются, тщательно промываются, изношенные детали заменяются новыми, на последней стадии все узлы смазываются особым, чрезвычайно дорогим маслом. Место шеф-мастера, то есть гвардии сержанта Филинова, пустует. Мне объясняют, что Федора вызвал кто-то из офицеров.
Возвращается хмурый. В руке — скомканный листок бумаги. Выхожу с ним на улицу.
— Может, расскажешь все толком? Федор молчит.
— Была «самоволка»?
Он протягивает мне скомканный листок: «Командиру в/ч... Объяснительная... Во время моего отсутствия в роте я находился в расположении зенитной батареи... Причины указать не могу...»
— Не понимаю, что значит «причины указать не могу»?
— Не могу, потому что несерьезные причины.
— Ладно, давай по порядку.
— Ну что... После отбоя пошел к ребятам в батарею, сидели в каптерке, бренчали на гитаре, «травили» каждый понемногу, общались, в общем. Я подворотничок пришил, журнал посмотрел, то да се... Бежит парень из нашей роты: «Тебя Власенко ищет, роту построил, а тебя нет, давай дуй за мной». Оказалось, что вечером в расположение с проверкой пришел замкомандира полка гвардии подполковник Власенко. Прошелся вдоль коек, одного, то есть меня, нет. Поднял роту, стал вычислять, кто отсутствует. Ребята не хотели меня выдавать, молчали. Власенко сам догадался. Решил, что я в «самоволке», в городе. Тут и послали за мной, дело оборачивалось слишком круто. Отсутствовал я в общей сложности минут пятьдесят, а «самоволка» — это от часа и больше. Но Власенко рассердился, сказал, что мне это даром не пройдет. Ну, и поехало.
— Глупо все как-то, Федя.
— Да уж куда глупее. Обидно, начнут теперь склонять везде и всюду. И отпуск накрылся.
— Так ведь сам виноват. Он вздыхает.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.