В коридорах Горной Академии пустынно и празднично тихо. Даже швейцара нет в вестибюле на своем обычном месте. Чьи - то шаги колют тишину многоэтажным эхом; шаги множатся из коридора в коридор, повторяются пустыми валами, комнатами, пролетами лестниц. Кажется, идет толпа, но их только двое. Вот они на лестнице в вестибюле. Андрей Кореньков, высокий, стройный юноша с тонким, красивым лицом, и Тимофей Смирнов - у него длинные, до колен, руки, вдавленный лоб, выдвинутая обезьянья челюсть, невнятная, нечленораздельная речь. Из - под нависшей лобной кости рабски - преданно глядят на Андрея маленькие звериные глаза. Это - слепое оружие в руках Андрея.
В вестибюле светло и парадно. Солнечный луч накосо сечет бетонный пол, стены, потолок, выхватывает яркое пятно плаката.
Спешить некуда. Никто не помешает. Можно докурить и порезонерствовать. Сплевывает откусанный кончик папиросы.
На черной доске в швейцарской ключи от комнат общежития. Вот ключ от комнаты студента Горяева: там в незапертом ящике стола револьвер - наган, его нужно достать Андрею. Одного Костиного браунинга будет мало. Наган в кармане; ключ на своем месте, в швейцарской на доске; никто не помешал, никто не видел. Вот если бы сегодня... Но сегодня касса пуста; за этим следит брат Константин, студент Горной Академии. Он только вчера получил стипендию и знает, что в кассе денег больше нет.
Через неделю от брата Константина весть: деньги для раздачи стипендии в кассу Горной Академии получены.
Воскресенье. Надо торопиться, завтра будет уже поздно: «завтра ребята получат деньги». Их трое: два Кореньковых и Смирнов. В комнате Андрея, как всегда, коньяк, хорошие папиросы. Подробно обсудили, назначили час, распределили роли. Слегка выпили. Захватили Костин браунинг и наган студента Горяева. Но прежде - обедать, - пошли в столовку. Пообедав, приступают к делу. Идут к кассе: касса заперта. Кассира в кассе нет, ключи у кассира, - надо достать ключи. Придется идти в квартиру. Со двора можно высмотреть, что делается в квартире: кассир с женой обедает. Момент неподходящий: надо обождать. Пусть пообедают и лягут спать. Кстати, нужно сбегать на кухню студенческой столовой, захватить нож. Становится ясно: дело обещает быть «мокрым»... Душат старуху, душат и режут горло кухонным ножом старику Петрову, берут ключи, идут в кассу... И там, в шкафу, уже разложенные по конвертам вузовские стипендии: их только сложить в пачечки и рассовать по карманам.
Их трое на скамье подсудимых - два Коренькова и Смирнов. Последний не поражает - он на своем месте: у него вырожденческая внешность, лицо преступника.
Но Кореньковы - о них следует поговорить - это не совсем обычные преступники. Они комсомольцы, оба достаточно развиты и вполне ответственны за свое преступление. Посмотрим же, как жили, росли и складывались эти два юные бандита, из каких общих элементов, наблюдающихся в известной хулиганствующей части нашего молодняка, растет так называемая «Кореньковщина».
В июле 25 г. студентка Горной Академии комсомолка Рива Давидсон, вторая жена Константина Коренькова, покончила жизнь самоубийством. Двумя партийными комиссиями было установлено, что Константин Кореньков был повинен в создании условий, послуживших причиной самоубийства Ривы Давидсон.
Черемуха мешает заниматься. В комнате грязно и неуютно. На обоях следы давленных клопов, взбудоражены неопрятные постели. На них целыми днями лежат, сидят, курят. Запах несвежего, заношенного белья, окурки на полу, на столе, на кровати, их ни вымести, ни убрать: сизый табачный дым, многоголосая галда Костиной «бражки». Сапоги, брюки, подтяжки на столе, стуле, кроватных спинках, - и маленькая, душистая радость: букетик черемухи в стакане на столе, купленный Ривой ценою завтрака.
Но черемуха мешает Косте, мешает заниматься.
Черемуха летит за окно...
Рива плачет. Ну и пусть себе, подумаешь, какие нежности.
Рива - дочь бухгалтера, по недоразумению в вузе и комсомоле: «жидовская пролаза».
А будет скулить - выставлю за дверь. Выставляет и запирает дверь на ключ. Этот метод применяется Кореньковым очень часто, потому что Рива «мешает», вообще мешает.
- Я тебе в тысячный раз, Ривка, говорю, убирайся к черту. Я тебя не любил и не люблю. Тебя и любить нельзя: ты урод, «барбос», «крокодил». Вся «бражка» смеется надо мной. Ты - мещанка, ты мешаешь мне учиться и расти. Ты мне, как женщина, противна. Между нами нет и не может быть ничего общего.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.