I

Давно, когда мы еще были там, за границей, когда еще чуть брезжил рассвет политической жизни страны нашей, мы часто, собираясь между собой, расспрашивали друг друга о матери Владимира Ильича.

Скудны и отрывисты были эти сведения, но мы знали, что она там далеко, трепетно переживает все за сына своего: ведь, один, старший, уже погиб от руки палача в горделивом и самоотверженном единоборстве с всесильным царизмом. Что должна она была думать и чувствовать, когда и этот, второй, пошел твердой поступью по стезе неуклонной борьбы с царизмом, со всеми угнетателями рода человеческого.

Там - один на один. Здесь - класс против класса. Партия - против могущественной организации дворян, попов, чиновников и помещиков. Изо дня в день, из года в год - все тревоги, все страдания.

И вот грянула революция 1905 года. Владимир Ильич, конечно, один из первых приехал в Россию. Легализовался, прописал паспорт, и через два дня опять в подполье... Такова была свобода тех дней, что открыто жить Владимиру Ильичу было трудно, и он, конечно, должен был опять вскоре уехать из Петрограда.

II

Мария Александровна, мать его, опять осталась без сына, только недолго повидав Владимира Ильича в дни октябрьских свобод 1905 года. Владимир Ильич вскоре уехал в Финляндию, а потом должен был и оттуда эмигрировать за границу.

Началось время ужасной реакции. Обозлившиеся чиновники охранного отделения рыскали повсюду, производя разгромы, обыски, уничтожая все остатки революционных организаций. Тюрьмы наполнились арестованными. Вагонами отправляли политических в ссылку на поселение, в каторжные работы... Разгул темных сил озверевшего царского правительства был ужасен. Вести нашу партийную работу было крайне трудно. Встречаться друг с другом было нелегко, ибо нередко можно было нарваться на засаду.

Хотя изредка, но всегда тянуло пойти туда, к Елизаровым, где жила и мать Владимира Ильича у своей замужней дочери Анны Ильиничны. Всегда хотелось посмотреть их, поговорить с ними и узнать хоть что - нибудь о Владимире Ильиче. Приветливая Мария Александровна поила нас чаем, чутко прислушиваясь к нашим разговорам, и старалась нас сейчас же расспросить, нет ли каких сведений о Володе, не приехал ли кто оттуда, не было ли писем? И все с величайшим вниманием и любовью старались сказать ей все, что знали о ее любимом сыне, который для всех нас был любимейшим вождем, а для нее, для матери, конечно, «Володей» прежде всего.

Маленькая, худенькая, вся светившаяся глубокой добротой и печалью, она тихо подходила к роялю, открывала его и, как бы задумавшись и уносясь далеко - далеко в своих думах, начинала играть, хорошо играть, печальные тихие мелодии, так гармонировавшие со всей ее настроенностью.

Душу всегда надрывали мне эти звуки, плавно бежавшие из - под старческих рук бледной, исстрадавшейся Марии Александровны. Мои думы всегда в это время уносили меня к злым и суровым восьмидесятым годам, в казематы Петропавловки, где погиб от руки палача тот, память о котором, как мне казалось, извергала из сердца матери эти печальные, трогательные песни, песни рояля.

Мать одной из самых революционных семей, она, страдая и мучаясь муками любящей матери, гордилась своими детьми, среди которых возрос, возмужал и развился Владимир Ильич.

III

Наступили годы империалистической войны. Бурная жизнь кипела и уносила людей в безвестные дали. Коснулась она и семьи Марии Александровны.

Рано утром слышу телефонный звонок. Несомненно, что - то тревожное.

Подхожу.

- Вы можете ко мне придти? - слышу слабый старческий голос.

- Кто это, думаю. - Батюшки, да, ведь, это Мария Александровна!

- Конечно, сейчас, сию минуту, - а сам не решаюсь спросить, что случилось.

- Приходите поскорей, пожалуйста, поскорей!... Маня пропала!...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.