Торопясь, он задыхался, но я отчетливо услышал слово, позорный смысл которого объяснил мне в Нальчике краевед.

Учительница не отступила и не смутилась. Я любовался ею. Кабардинец сказал все и ушел.

- Это мой дядя, брат моего отца, - она улыбнулась полуоткрытым ртом, и я увидел ее сверкающие зубы. - Он говорит, что это позор, чем я занимаюсь на пункте, - позор, как если бы он сам, брат Таурана, моего отца, кабардинского героя, щупал кур или высиживал цыплят...

Героиня фильма была уже найдена. Не хватало нескольких черт, чтобы ясно обрисовался и облик героя. Моя беда - в Кочкарташе не было нужных людей.

Тщетно слонялся я теперь по каменным улочкам Кочкарташа. В сельсовете вечно было темно и горько от дыма, шумно от десятка резких мужских голосов. Дощатый пол казался земляным от грязи. Горцы толпились у стола, за которым сидел секретарь сельсовета, бывший районный кооператор из Тамбовщины, неведомо как оказавшийся в горных теснинах. Это был мужчина нежный и рассеянный. С горцами, да и со мной, - со всеми он разговаривал обидно снисходительно, как с малыми. Какого - нибудь верзилу - лабардинца он, встречал вопросом:

- Ну, а тебе чего, детулечка? Мне он сказал, сочувствуя:

- Нет у нас, детулечка, настоящих большевиков! Не таковские мы. Вот разве председатель, так он на делянке лес заготавливает второй месяц. А я здесь - случайный человек, меня в счет не бери...

Его я, конечно, не собирался «брать в счет».

Я выходил на площадь перед сельсоветом. Межгит, закрытый для молений, не был еще открыт для революции. В тени его отрады ма корточках сидели горцы и толковали.

Возвращаясь в школу, я рассказывал Батте о том, как любят в ауле ее отца. Это был пробный камень, на котором моя героиня проверялась уже несколько дней.

Мне доставляло настоящее удовольствие видеть Батту воспламененной гордостью за отца.

- Это верно, - говорила Батта, небрежничая напускной скромностью, - Тауран - настоящий коммунист. Мне многое удается в ауле благодаря sro авторитету... И тебе бы стоило с ним познакомиться... А как он красив на коне! Ведь у него двести лучших коней в элитных конюшнях!

- Это тебе не кур возить в клетке, - добродушно вставлял я, словно невзначай. Батта вспыхивала, но потом, собрав лоб в морщинки, улыбалась, и мы шли по аулу, как два товарища.

Наступил день отъезда. Батта неожиданно легко согласилась отвезти меня к Таурану. Она сама запрягла школьных волов. Зоотехник уже уехал, ребята бродили со стадом на высоких пастбищах у перевала. Лето было в разгаре. Что могло запретить ей повидать отца? Мы сели в арбу, и я оглянулся: Кочкарташ широкой каменной лестницей был высечен в скале навсегда. Когда - нибудь будет здесь огород. Школьники Кочкарташа знают об этом лучше взрослых. Но и тогда, прощаясь с городом, человек оглянется и увидит: широкая, широчайшая, может быть, мраморная лестница высечена в скале...

Спуск с этих высот был еще труднее подъема. Дорога отвесно слетала вниз, и арба громыхала над пропастью.

К вечеру мы подъехали к конзаводу.

Батта соскочила с арбы и вбежала в ворота, я остался. Что мог поделать я с синевой этих вечеров? Двухголовый Эльбрус лежал вдали кабардинским седлом. Конское ржание доносилось со двора.

Минут десять спустя Батта вернулась одна. Что - то, видно, случилось с Таураном, потому что Батта молча, не замечая меня, подошла к волам, положила ладони на их горячие ноздри, постояла в раздумьи и потом стала толкать волов прочь от ворот...

- Где Тауран? - спросил я.

Она молча указала на ворота напротив.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.