Бельмерам

- Мм - да... Бывает же... - философски тянет Чекменев, не отрывая взгляда от ведомости. - Год рождения?

- Бьельмейрам!!!

- Чего дурака - то валяешь? - злится писарь, поднимая голову и ища близорукими глазами солдата.

Тот стоит перед ним, низкорослый, с одутловатым, покрасневшим от натуги лицом, на котором едва видны маленькие, заплывшие глазки, в огромной шинели, с нелепыми складками на животе, опираясь на кажущуюся непомерно большой винтовку с примкнутым трехгранным штыком.

- Бьельмейрам!... - повторяет он. - Моя нет понимай, - вдруг коротко выстреливает он.

- А, черт! - ругается писарь. - Пришлют же... Только ведомость испортил!

Стоящие рядом солдаты смеются.

- Как звать - то? Имя как? - добивается Чекменев и тычет пальцем в солдата. - Он Иван... Он Петр, - тычет писарь в грудь другого. - Вот он Сидор... А ты кто? Звать тебя как?

- Нуризали, - заулыбавшись, произносит солдат.

- Так... родил наконец, - под смех слушателей вздыхает писарь. - Фамилия как? Ну, смотри. - Он снова переходит на разговор жестами: - Чекменев, Иванов, Додкин.

- Насып... Моя Насып... - тычет себя пальцем в грудь солдат.

- Слава богу, - берется за карандаш писарь и обобщает: - Насыпов Нуризали. Так? Давай проверим. Иван, Ваня, - показывает он на себя, - Иван Чекменев. А это Петр Додкин, - кивает он на другого. - Ты, - рука писаря ложится на плечо собеседника, - Нуризали Насыпов. Так?

- Нет так... Моя нет так, - качает головой солдат. - Моя Насып... Моя Нуризали... Моя... - взглянув на угрожающе дергающиеся брови писаря, он жестом отчаяния всплескивает рукой и тихо произносит: - Моя... Бьельмейрам...

- Твоя... твоя... У меня, однако, с тобой возиться времени нету! - рявкает басом писарь и вскакивает так, что ящик из - под него вылетает в сторону.

Писарь громаден. Кончик штыка винтовки, которую держит вызвавший гнев Чекменева солдат, едва доходит писарю до погона. Секунду Чекменев стоит, нависнув, как готовая рухнуть скала, над сжавшимся в испуге солдатиком. Один из новичков делает решительный шаг к ним, готовясь вмешаться. Но Чекменев вдруг успокаивается и говорит, не обращаясь ни к кому:

- Фу, однако, глупость какая... Он же не понимает. - Садится снова на ящик, достает красноармейскую книжку и показывает солдатику. - Документ есть? Документ дай.

Солдат виновато качает головой.

- Моя нет... Моя Бьельмейрам...

- Матерь божья... Что же делать с ним? - вслух сокрушается писарь.

- А что делать?.. Оставь ты его в покое. Мы сколько ехали, а ни слова русского от него не добились. Бельмерам, да Бельмерам. А так парень хороший, компанейский, - говорит тот, кто готовился вступиться.