Вечером нарушителя привели. Однако объяснения не получилось из - за полного непонимания друг друга. Солдата под конвоем направили в тылы, а в штаб пошел рапорт с просьбой срочно откомандировать Нуризалиева в глубокий тыл для дальнейшего прохождения службы. Иначе командир батальона снимает с себя ответственность и допускает возможность ЧП.

Ответ из штаба пришел вечером по телефону. Помначштаба полка советовал комбату не спешить снимать с себя ответственность, так как за это тоже придется отвечать, а принять все меры для предупреждения ЧП. Штаб же постарается отправить солдата в тыл, как только уляжется шторм и восстановится движение через пролив. Пока же глаз с него не спускать.

Ночью Нуризалиев пропал.

Облазили тылы, обыскали траншеи, патрули контролировали местность и пристани. Солдат как в воду канул. Начальство грозило страшными карами, вновь и вновь устанавливало последние сроки розыска. Все было тщетно.

Стоит фронтовая тишина. То на одном, то на другом участке изредка тата - кант наш «максима» или, разбрызгивая в ночи красивый веер разноцветных трасс, резким треском рвет тишину немецкий «эмга». Где - то над головой с мягким шипением проносится мина и глухо рвется далеко в тылу. В черном небе прерывисто ноет немецкий бомбардировщик, высматривая цель. Затруднившись в поисках, подвешивает «люстру» - долго горящую осветительную ракету на парашюте - и, поныв еще немного, вываливает воющую серию бомб.

Чуть выглядывая из - за невысокого бруствера, часовой слушает дыхание фронта, внимательно просматривает семидесятиметровую полоску «ничьей земли». Время от времени в немецкой траншее раздается негромкий хлопок, и над землей повисает на парашюте ослепительно белая ракета. В ее резком свете вычерчивают косые штрихи крупные влажные снежинки, причудливо извиваясь, крадутся по траншее тени от валунов, заставляя часового напряженно всматриваться в загадочно шевелящуюся землю. Ракета, шипя, догорает на земле, а солдат крепко зажмуривает глаза, чтобы через секунду - другую попытаться разглядеть что - нибудь в наступившей кромешной мгле.

Во вражеской траншее слышится легкий шум голосов, изредка приглушенно бряцает металл. «Ужин принесли, черти, - мысленно отмечает часовой и, приподнявшись, укладывает на бруствер ствол автомата. - Сейчас жрать будут. А наши что - то запаздывают. Интересно, где у них раздача идет?»

Подняв вверх уши шапки - ушанки, солдат напрягает слух, до звездочек в глазах всматривается в темноту, пытаясь определить место, где происходит выдача пищи немцам. Как будто поняв что - то, осторожно перекладывает автомат. Заслезившиеся от напряжения глаза вылавливают из тьмы светлячок сигареты.

«Есть!» Солдат приподнимает ствол, плотнее прижимает приклад к плечу, палец ложится на спуск. Огонек от затяжки вспыхивает ярче. Часовой пытается поймать его в прицел и вдруг чертыхается: невдалеке гулко грохочет выстрел. Огонек описывает причудливую дугу и гаснет, слышится звон оброненного котелка, резко звучат громкие злые голоса. Бряцание и голоса перемещаются влево, затихают вдали. «Потащили фрица в рай, - отмечает про себя часовой. - Интересно, кто это его?»

Размышления часового прерывает новый выстрел, слышится приглушенный крик в немецкой траншее. Глаза улавливают вспышку выстрела. «Что за чудак с нейтралки охотится? И так сидим ближе некуда», - продолжает думать солдат, определив, что стрелявший находится впереди своих траншей, на «ничьей земле».

Пройдя по траншее поближе к месту выстрела, часовой негромко окликает:

- Эй, кто там? Смывайся! Сейчас дадут прикурить!...

В ответ ни звука, лишь в ближайшей лощине забумкали минометы, с неба с шипением понеслись мины, багровыми всплесками затанцевали по подмерзшей земле. Переждав налет, солдат еще раз окликнул стрелявшего. Никого. «Смотался вовремя парень», - подумал солдат.

Наутро в докладе о проведенном дежурстве часовой рассказал командиру взвода о происшедшем.

День прошел тихо. С обеих сторон из траншей летели комья земли: углублялись окопы. Изредка вспыхивала короткая перестрелка, громыхали артиллерийские налеты.

А ночью очередной наблюдатель опять услышал треск трехлинейки, предсмертный крик в фашистских окопах и, снедаемый любопытством, пополз искать стрелявшего.

Изрядно вспахав сапогами и шинелью подтаявшую землю, проклиная собственную любознательность, солдат собрался восвояси, как вдруг инстинктивно вжался в землю: за спиной, совсем рядом, громыхнул выстрел, на немецком бруствере взвизгнула рикошетом пуля, где - то близко послышалось невнятное бормотание и легкий лязг винтовочного затвора.

В лощине обозленно забухали минометы. Поняв, что до траншеи не добежать, солдат кинулся к светлеющему поблизости валуну и неожиданно полетел головой вниз, обдирая руки о шершавую стенку окопа. Что - то мягкое и мокрое охнуло человеческим голосом и заговорило непонятно и возмущенно.

«Фриц!...» - мелькнуло в гудевшей от удара голове солдата, а язык непроизвольно произнес:

- Эй, сдавайся! - Выронившие автомат руки шарили по мокрой шинели врага.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.