В одно распрекрасное утро неизвестно откуда взявшиеся горластые вороны уселись на минутную стрелку единственных в городе башенных часов. Те поднатужились старым, изношенным механизмом, желая превозмочь это неожиданное препятствие, но не сумели справиться и... сбились с хода.

1

Якоб-горбун проснулся, как всегда, по своему «внутреннему» времени, которое его никогда не подводило. Он, к примеру, мог «завести» свои часы на любой час после полуночи, когда особенно сладок сон, и проснуться в назначенный срок.

Итак, он проснулся.

Как всегда, бросил взгляд в окно — на соседний дом, по количеству горевших к этому времени окон он проверял себя; нет, и на этот раз все было точно.

Самое время просыпаться и его семье — Жене и Дочери.

Он прошлепал босыми ногами по остывшим за ночь половицам в спальню (он спал в отдельной комнате) Жены и Дочери.

— Пора, — подкравшись к ним, проговорил он осторожно.

— О-о-х, — потянулась Жена.

— У-у-у, — заворочалась, уткнувшись лицом в подушку, Дочь.

— Пора, — повторил Якоб, с нежностью глядя на них.

— Ну вот и хорошо, — сказал и направился к себе, деловито потирая руки. Постояв среди комнаты, словно подумав о чем-то, он вдруг взмахнул руками, потянулся, согнул прямую спину, коснулся кончиками пальцев пола. «Раз, два, раз, два...»

...За завтраком Жена почти не смотрела в его сторону, это у нее недавно, может быть, всего с год-два, раньше такого не было. До этого они обменивались ласковыми, нежными взорами. Иногда же пропархивали над столом их руки, встречались и, словно птицы, начинали оглаживать, ласкать друг друга — тогда это доставляло им Радость, которая в те счастливые времена была почти что членом их семьи.

Жена не смотрела на него. Он, понимая свое положение рядом с ней — с красивой, — не имел права сердиться на ее невнимание, так он по крайней мере решил для себя, и ждал, когда она сама переменит к нему отношение. Он ждал, а она упорно не обращала на него никакого внимания и не подавала ему никаких надежд. Руки их (те же — каким же им еще быть!), даже если и встречались теперь, то, словно споткнувшись обо что-то неживое, разбегались в спешке, будто чужие, незнакомые. На такой случай у него наготове были и улыбка, и взгляд, которые он еще не позабыл и которыми дорожил и берег их, — «пригодятся», верил.

«Странно, день только начинается, а у нее на лице признаки усталости», — заместил он.

Она и ела будто по принуждению, нехотя, просто потому, что так заведено и не надо ЭТОГО ломать, чтоб не дай бог не стало еще хуже. Пусть будет, как есть.

Дочь еще недавно не сводила с них глаз: то на него посмотрит — на Отца, то на Мать и, как будто впервые видит их, разглядывает, любуется, на «моих дорогих, моих золотеньких, моих любименьких...» — бывало, так вот и скажет.

«Неужели так быстро все происходит?» — думал он, глядя на членов своей семьи, словно на потухающий в ногах костер, из которого не чувствуется желанного тепла — так, один белесый дым, который раздражает горло, дерет глаза... и все.

«Не тычь вилкой в пустую тарелку, — догнал его Женин бесстрастный голос, — что это ты?» — спросила она как-то через силу.

В другой раз он бы радостно отозвался, заговорил бы, заулыбался. Но он только пожал плечами, что означало одновременно: «Не знаю», «Да какая разница в конце концов».

А Жена, уже потеряв интерес к нему, вдруг, посмотрев случайно в окно на городскую башню, которой, наверное, тысячу, а может, и больше лет, сказала раздраженно: «Послушай, с чего ты взял, что сейчас? — она уставилась на мужа. — На башне совсем другое время». При этом трудно скрываемое раздражение проявилось на ее лице, коснулось дрогнувших углов рта, взметнуло брови, щеки, которые сейчас же вспыхнули, не предвещая ничего хорошего.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.