Анатолий Рыбаков: «Воспитываться на правде»

— Правильно. А теперь вынуждены будут воспитывать на правде. Вот девятиклассник, прочитавший мой роман, а юноши его читают, скажет: «Позвольте, здесь написано по-другому...»

— «В книжке написано»?

— Да, мне это рассказывали... Современные подростки ищут нравственный идеал. Их много. Это для них главное. Вот увидите, увидите, что я прав.

— К сожалению, у некоторых людей очень короткая историческая память. В противном случае первой же войны в истории человечества хватило бы, чтобы люди навсегда зареклись воевать. А это не так... Но отсутствие исторической памяти отлично заменяет приспособленчество, умение ориентироваться в современности, выкручивать эту современность себе на пользу...

— Вы не правы. Вот будет моя книга, телефильм, еще какие-то вещи, не пройдет и года-двух, как все

это будет преобразовано, потому что молодежь чуткая и она очень быстро перестраивается.

— Анатолий Наумович, ваши ранние произведения сделались классикой детской литературы. Как вы к ним относитесь сейчас?

— Я отношусь к ним очень тепло. У меня есть для детей «Кортик», «Бронзовая птица», «Выстрел». Это двадцатые годы, мое детство. Кстати, в «Выстреле», в последней части трилогии, уже есть Саша Панкратов. Я хочу подчеркнуть преемственность...

К «Кортику» отношусь очень хорошо, потому что это моя первая книга. В нее я вложил все свои надежды стать писателем. «Кортик» был написан и издан, когда мне было тридцать семь лет. Видите, как поздно я начал.

— Для нашего времени это, увы, нормально. В сорок лет — первая книжка...

— В тридцать семь умер Пушкин... До войны у меня были сложные обстоятельства — о них вы читали в романе. Потом война. Я закончил ее в Берлине в 1945 году. Был строевым офицером. А после войны задумал написать «Кортик»... Почему я ценю эти книжки? Не только потому, что они написаны интересно, захватывающе. Они, так же как и моя трилогия о Кроше, нравственны. В них суть — нравственность... Я не знаю, как это выразить. Критики скажут лучше, хотя критики и не занимаются моими вещами...

Мои герои — нравственные ребята. Крош, пусть он немного инфантилен, несет в себе начало нравственности. Ребята из «Кортика» — другое поколение, дети революции. Они были бескорыстны, очень идейны, пускай в чем-то нетерпимы, но честны. Ненавидели карьеристов, приобретателей. Они несли в себе черты Революции.

Крош — другое поколение, поколение 60 — 70-х годов, которое искало несколько другой нравственный идеал, идеал человеческой правды, совести.

Я люблю писать эти вещи... Вот, собственно говоря, мои ребята. Вот мой Саша Панкратов. Это не я. Я, думаю, был хуже, чем он. Но он продолжатель эстафеты. Почему такой большой успех «Детей Арбата» у молодого читателя? Потому отчасти, что мой Саша Панкратов — продолжение героев «Кортика», Кроша.

Когда вышел «Кортик», проводился конкурс детской книги. Я не получил ни первой, ни второй, ни третьей, ни первой поощрительной премии. Получил вторую поощрительную... А лотом, через много лет, я беседовал с Пискуновым, директором издательства «Детгиз». Он говорил: «Что осталось от всего списка премированных детских книг, кроме «Кортика»?» А «Кортик» остался... (Смеется.)

Вот так я отношусь к своим книгам. Рад, что на них воспитывалось много поколений, что их читают до сих пор, издают. Они предварили «Детей Арбата».

— Анатолий Наумович, позвольте задать вам два странных вопроса. Что вам больше всего мешало в жизни и что помогало?

— В жизни? (Пауза.) Тут нужен такой ловкий, афористичный ответ... Больше всего мешал я сам. И помогал тоже я. (Смеется.)

— Расскажите, пожалуйста, о своем детстве, о школьных товарищах. Кто были ваши учителя?

— Мое детство прошло, как я уже говорил, в Москве, на Арбате. С первого по пятый класс я учился в Кривоарбатском переулке. Я рос в семье крупного инженера. Арбат был улицей интеллигенции, и даже сама школа, в которой я учился, находилась под эгидой ЦЕКУБУ — Центрального комитета улучшения быта ученых. Я поступил в школу в 1919 году. Страна жила политикой. Мы были очень впечатлительными детьми, и все, что происходило вокруг, происходило на наших глазах.