— К столу рабочих будут помидоры и огурцы, — с теплотой в голосе говорил директор, — и женщинам цветы на Восьмое марта.
В цехах, правда, по-прежнему капало на станки под напряжением, а когда в «травилке», практически не отгороженной, опускали катанку в резервуары с кислотой, ядовито-синие испарения ползли в лишенный нормальной вентиляции сталепроволочный цех.
— А в следующем году начнем строить спортивный комплекс с крытым бассейном. В восемьдесят седьмом будет готов оздоровительный комплекс с сауной, тренажерами, лечением, — продолжал директор.
Но среди рабочих реакция была уже несколько ироничная:
— Ясно? Теперь если кому на волочилке руку или ногу прищемит, будет лечить ее в сауне!
Энергичный директор при мне звонил в горком партии: «Мы должны думать о том, какую воду получат наши потомки в Ладоге! Или наш подрядчик немедленно завершает строительство очистных сооружений, или я завтра даю телеграмму в Совмин!»
Я передала Владимирову жалобу рабочих на тухлую питьевую воду в цехе. Директор ответил: «Сейчас, когда в мире сложилась напряженная ситуация и продолжается гонка вооружений, мы должны забыть о мелких личных неудобствах!» Распылять средства на полумеры он считал нецелесообразным: вот будет года через три-четыре реконструкция цеха, тогда будет им и вода! Тем не менее директор понимал: «наверху» на многое будут смотреть сквозь пальцы, если будет план. План должен быть любой ценой. Пусть для этого нужно срезать расценки и поднять нормы. Возрастет травматизм при такой нагрузке и эксплуатации оборудования? Действительно, многие станы в состоянии аварийном. О профилактическом ремонте станы эти не слыхивали, а текущий... О заводской ремонтной службе проще сказать, что ее нет.
Был, конечно, у Валерия Андреевича и другой выход: честно доложить в министерстве о состоянии машинного парка и предложить от греха подальше немедленно закрыть сталепроволочный, в котором не то что работать, находиться опасно. Но как же тогда бассейн и сауна? Их строительство грозило в таком случае отодвинуться на неопределенный срок. И директор решил: цех работать будет!
И останавливали инженера, вознамерившегося опломбировать стан Саши Федорова, а его самого упрашивали: потерпи хоть до конца месяца — дадим план, тогда и начнем ремонт. Но проходил месяц, и два, и три, а о ремонте не заговаривали. Не действовали тормоза на погрузчиках Гриценюка и Беляцкого, но, астматически задыхаясь, продолжали ползать погрузчики по цеху.
В тот день Рая пришла с работы в слезах.
— У моей сменщицы сорвался груз с крана. Человека покалечило. На кране оказалась неисправна блокировка. Теперь ее судить будут, говорят, срок большой дадут...
Он сразу представил: это могло случиться и с Раей. В ее смену. И тогда... суд... срок... Рае?! Эта мысль ужаснула.
— Не смей садиться на кран, пока не исправят! Заставь исправить!
На другой день он ждал ее и не мог дождаться. Она пришла измочаленная:
— Я все сделала, как ты сказал. Проверила кран — там почти все блокировки неисправны. Отказалась работать. Прибежали все, даже главный инженер. Я и говорю: «Пишите бумагу за подписями вас всех, что несете ответственность за то, что заставили меня работать на неисправном кране». Как они закричат! «Бумагу не дадим, а работать ты будешь!» Я ни в какую. Тогда все-таки прислали электриков. Те колупаются, чинят, а начальство на меня орет. План ведь у них срывается...
Володя уже понял, что иначе поступать просто нельзя. С ним самим была неприятная история. Он получил травму. В акте записали: «Произошел обрыв проволоки. Так как торможение барабана неисправно, то остановки не произошло. Конец проволоки бил по ограждению, при этом отломился кусок, отлетел в сторону Гулевича В. П. и причинил ему колотую рану левого плеча». Рана оказалась серьезной, инфекционной. С каким же удивлением узнал Володя, выйдя с больничного, что приказом главного инженера Мустафина «за работу на неисправном оборудовании» ему — и больше никому — объявлен выговор. Более того, вина за «инфекционирование» раны полностью возлагалась на самого потерпевшего. «Да что же я, чокнутый, сам себе рану инфекционировать?» — возмущался он в раздевалке. Возмущало и то, что до несчастного случая он докладывал о неисправности тому же Мустафину, не говоря уже о начальнике цеха и мастере.
Володя потребовал ремонта своего стана, отказавшись на нем работать.
— Бастуешь, Гулевич? — на удивление мягко спросил мастер. — Ладно...
Так прошел день, второй. Другой работы ему не давали.
— Чем детей кормить будешь, Гулевич? — осведомился наконец мастер. — Ты же сдельщик!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.