Прозвище «Хамелеон» прилипло к нему накрепко.

А между тем время шло, он с трудом переходил с курса на курс, и совсем близко замаячил диплом. Тут про него вспомнили снова. Хоть и «сельхоз», но все-таки диплом, решило начальство, поставило Фесина мастером постоянно. Только перевели в другую смену. В ту, в которой работал Володя Гулевич.

Формы управления своим новым коллективом Фесин не сам придумал: это уродливое изобретение всех не имеющих авторитета начальников — разделяй и властвуй, кусай, где можешь укусить. Не хотят уважать добром — зауважают силу!

Косо посмотрел Гарбузов? Хорошо же... Следующее утро встречало ошарашенного Гарбузова очередным приказом мастера: за перерасход технического мыла лишить месячной премии, а стоимость мыла (97 коп. за килограмм) вычесть из зарплаты. Да сплоховал тут по неопытности Фесин: комиссия по трудовым спорам установила, что получил в тот день Гарбузов всего один килограмм мыла, в три раза меньше нормы, так что не наказывать бы надо, а хвалить за экономию. Зато набегавшийся в поисках правды Гарбузов долго не мог отдышаться.

После этой истории Гулевич цыкнул сквозь зубы:

— Дешевка ты, гражданин Фесин!

Не прореагировал внешне Леонид Васильевич на эти дерзкие слова. Про себя только запомнил, кто с Гулевичем заодно. И отправились эти товарищи вместе с Гулевичем по распоряжению мастера на экспертизу. «Ибо, — утверждал Фесин, — они на рабочем месте в нетрезвом виде!»

С экспертизы, которая констатировала, что все данные товарищи алкоголя и не нюхали, пришли кипящими чайниками:

— Ты, гад, нам в глаза посмотри, не стыдно тебе?!

— Марш по местам, — отрезал мастер. И Гулевичу персонально: — А ты со своим языком дождешься, уволят за милую душу!

«Гражданина» он запомнил...

Знал Фесин: насколько презирала его прошлая смена, настолько ненавидит новая. Не было секретом для него, что ходили рабочие к директору с требованием убрать мастера. Не раз ходили, не два.

— Суров, но справедлив, — оправдывался Фесин перед начальством, становясь в позу мученика. Но видел: каждый день был словно состязанием в ненависти — его и смены. С их стороны это прорывалось полным игнорированием распоряжений мастера. Он же ежедневно писал на них докладные.

Фесин понял: надо отыграться на ком-то одном, чтобы это послужило наукой другим. Но кого тронуть? Федоровых опасно — партийные. А он и сам в партию решил вступать. Даст потом вот такой коммунист Федоров на собрании отвод.

Гулевич — другое дело. В глазах Фесина Гулевич был страшный человек, бывший зек, почти бандит. Сам не отдавая себе отчета, мастер боялся его, боялся до липкого пота — Вовкиных резких, как удар бича, слов сквозь зубы, суженных от ненависти глаз. Конечно, одолеть Гулевича будет нелегко — нормы выработки у того приличные. Но прошлое... На это «прошлое» можно сделать ставку.

Но пока, не набрав силу, что мог причинить Фесин Гулевичу, кроме мелких укусов типа отправки на медэкспертизу? Надо было выждать. А ждать он умел.

К прежним его прозвищам прибавились новые: «Пиночет», «Шакал». А каждый шакал, как известно, ищет своего льва.

Новый директор завода Владимиров прибыл в Вяртсиля с двадцатью миллионами рублей на реконструкцию и программой, в которой сочетался российский размах с тактикой главы японской фирмы.

— Мы закупим роботов и внедрим новейшую технологию. Построим комнаты психологической разгрузки и фонтаны у входа, Проволока, гвозди — нет! Мы будем делать дорогостоящую, пользующуюся спросом в нашей стране и за рубежом продукцию. И за рубежом! — внушительно говорил директор в первой своей речи, и перед глазами слушателей возникал, набирал силу и разрастался не завод, не объединение, а по крайней мере транснациональный синдикат.

Вскоре на территории возник и первый признак синдиката: хрустально-прозрачное чудо, теплица на 850 квадратных метров.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.