Восемнадцатый век в России - «бабий век», век женской власти. Пять императриц, одна за другой, держали в руках скипетр Российской державы. Но при них всегда были мужчины - фавориты, советники, куртизаны. И лишь одна женщина того времени оставила след в истории, не будучи коронованной особой. Это - Екатерина Романовна Дашкова, урожденная графиня Воронцова.
Она родилась в марте 1744 года в Санкт-Петербурге, где упивалась долгожданной императорской властью «дщерь Петрова» - Елизавета. Именно она стала крестной матерью маленькой графини Воронцовой, а крестным отцом малютки был племянник императрицы - будущий император Петр III, неудачливый супруг Екатерины Великой.
В два года Екатерина Воронцова лишилась матери и воспитывалась в доме своего дяди, графа Михаила Илларионовича Воронцова. Воспитывалась вместе со своей двоюродной сестрой - будущей графиней Строгановой, наделенной поистине неземной красотой. Юная же грфиня Екатерина Романовна была, мягко говоря, неказиста - невысокого роста, плохо сложенная, с маленькими, глубоко посаженными глазами, преждевременно обвисшими щеками. Такие не похожие друг на друга девочки жили в одной комнате. Их одевали в одинаковые платья, с ними занимались одни и те же учителя.
К тому времени, когда Дашкова села писать свои мемуары, она, по-видимому, забыла, что «отлично воспитанной девицей» считалась лишь ее кузина. Сама же она едва ли не с колыбели приобрела репутацию странной, экстравагантной особы с мужским складом ума и чрезмерной жаждой власти. К тому же в графине рано проснулось гордое сознание своего духовного превосходства над окружающими. В ее мемуарах можно прочесть правдивые, но очень горькие строки:
«С раннего детства я жаждала любви окружающих меня людей и хотела заинтересовать собой своих близких. Но отзыва на свои чувства не находила... Да и что было сделано для развития моего ума и сердца? Ровным счетом ничего».
Вот вам и прекрасное образование, полученное в доме богатого дядюшки!
В тринадцать лет графиня заболела корью, и ее спешно отправили в деревню, за шестьдесят верст от столицы, на попечение равнодушной прислуги. Там окончательно сложился характер будущей наперсницы Екатерины Великой: книги она предпочитала живому общению, совершенно не интересовалась нарядами и светскими выездами и вообще мало походила на своих сверстниц.
Тем не менее, судьба Екатерины Воронцовой поначалу складывалась более чем традиционно: в пятнадцать лет ее обвенчали с князем Михаилом Ивановичем Дашковым, которого она едва знала. И тут, вспоминая свое замужество, княгиня осталась верна себе: «Мы не были знакомы друг с другом, и, казалось, брак между нами не мог бы никогда состояться, но небо решило иначе. Не было той силы, которая помешала бы нам отдать друг другу наши сердца», - написала на склоне лет Екатерина Романовна в свойственной ей патетической манере.
Какое небо? Какие сердца? Это был обычный светский, благопристойный, выгодный брак, каких заключалось сотни. О любви никто и не помышлял, кроме... пятнадцатилетней новобрачной, которая, скорее всего, убедила себя в том, что безумно любит мужа. Что же касается князя Дашкова, офицера Преображенского полка, то он так и не смог понять порывы своей экзальтированной супруги. Да и времени у него на это не было: после шести лет брака князь Дашков умер от лихорадки, оставив вдову двадцати одного года от роду, четырехлетнего сына и двухлетнюю дочь.
И при жизни мужа княгиня мало заботилась о своей внешности - никогда не румянилась и не белилась, что было тогда обязательным для светской женщины. Овдовев, она стала носить наряды только черного цвета и никогда больше с этим цветом не расставалась. Злые языки поговаривали, что княгиня при этом не в последнюю очередь следовала руководствам экономии: не надо было тратиться на модные наряды. Но Екатерину Дашкову не беспокоили сплетни: к ним она была так же равнодушна, как к нарядам, и украшениям.
Настоящую любовь Дашкова питала лишь к книгам и философским разговорам. Летом 1761 года, за год до смерти императрицы Елизаветы, Дашкова каждую неделю встречалась с великой княгиней Екатериной, проводила с ней целые дни в беседах об истории, литературе, философии и тому подобных высоких материях. Веселыми эти разговоры было трудно назвать: великая княгиня переживала тогда слишком тревожные дни, а у княгини Дашковой всегда был угрюмый характер. Впоследствии она будет утверждать, что именно во время этих бесед и возник план возведения на престол Екатерины в обход ее супруга Петра Федоровича и малолетнего сына Павла. Дашкова будет утверждать также, что именно ей принадлежала решающая роль в осуществлении этого плана. Но факты упрямо утверждают обратное: да, Дашкова была практически все время рядом с Екатериной, но не сделала ничего конкретного. «Муха на рогах вола», - иронично охарактеризовала впоследствии ее действия Екатерина в одном из писем к знаменитому французскому философу Вольтеру. Простить этого замечания своей бывшей подруге княгиня не могла до самой смерти.
Впрочем, всему свое время. За год до смерти Елизаветы, как уже было сказано, обе Екатерины были неразлучны. Будущая императрица сознательно вела почти затворнический образ жизни, и для этого лучшей подруги, чем княгиня Дашкова, она найти не могла. А когда Елизавета скончалась, положение Екатерины стало вообще очень тяжелым. С подчеркнутым презрением относился к ней муж, высокомерно игнорировала его фаворитка - графиня Елизавета Воронцова. Последняя была теперь назначена начальницей над фрейлинами, поселилась в отведенных ей дворцовых апартаментах рядом с императором и была награждена целым рядом отличий. Император же, не скрываясь, выражал желание развестись с нелюбимой женой и жениться на любовнице. Это желание стало одной из причин возмущения против него высшей аристократии России, да и всего дворянства вообще. То, что мог позволить себе Петр Великий, не могло сойти с рук его слабому, не слишком умному, откровенно презирающему всех русских внуку.
Через полгода после смерти Елизаветы, в ночь на 26 июня 1762 года, Екатерина со своей придворной дамой и Григорием Орловым, ее тогдашним любовником, тайно отправилась из Петергофа в столицу, чтобы захватить престол или погибнуть. Единственным козырем Екатерины было то, что ее безоговорочно поддерживала гвардия, в которой общими любимцами были Григорий Орлов и четыре его брата. Больше ей надеяться было не на кого.
Княгиня Дашкова в ту ночь была у себя дома. Торжество, неудачу, арест, эшафот - все это она многократно воображала в своей голове. Княгиня не была руководительницей заговора, как она впоследствии пыталась изобразить в своих мемуарах. Но, во всяком случае, Екатерина дорожила такой союзницей, чья преданность доставила ей много друзей среди высшей российской знати.
В 7 часов утра 26 июня Дашкова узнала, что Екатерина вступила на престол. Она поспешила во дворец, новые подданные Екатерины узнали ее, подняли на руки и с шумными приветствиями понесли внутрь дворца. Опьяненная триумфальным шествием, княгиня не замечала, что ее платье разорвали, волосы растрепались. В таком виде онa и предстала перед императрицей. Бросившись в объятья друг другу, обе молодые женщины могли только повторять: «Слава Богу! Слава Богу!»
Заметив, что на императрице еще нет голубой Андреевской ленты, составлявшей необходимую принадлежность туалета царствующей особы в России, княгиня сняла эту ленту с графа Панина и надела на Екатерину.
К вечеру Екатерина выступила из Петербурга с гвардией. На сером коне, в мундире офицера Преображенского полка ехала она впереди. Рядом с ней, тоже в офицерском мундире, ехала Дашкова. За ними следовала блестящая свита и несколько тысяч войска. Две молодые женщины шли во главе армии, чтобы отнять корону у того, кто для одной был мужем, а для другой - крестным отцом.
Ночь застала их в дороге. На одной широкой кровати в деревенском кабачке провели ее обе Екатерины, занимаясь рассмотрением манифестов и указов, которые уже были подготовлены для обнародования. На другой день войска с императрицей были уже в Петергофе, где Екатерине был вручен акт об отречении от престола императора Петра III.
С восшествием Екатерины на трон историческая миссия Дашковой была закончена. Наивная, но гордая княгиня должна была понимать, что она может рассчитывать на милость, но не на дружбу с императрицей, и до самой смерти не могла примириться с этим открытием. Впрочем, кое в чем виновата и сама Екатерина. Она пожаловала своей бывшей подруге звание статс-дамы, отвела ей покои во дворце и часто по вечерам заходила «запросто». Немудрено, что двадцатилетняя Дашкова окончательно укрепилась в мысли о том, что она - второе лицо в государстве после императрицы, и делилась этими мыслями со всеми своими знакомыми.
Но и это было бы полбеды. В то время образовалась партия при дворе, которая просила императрицу вторично выйти замуж (экс-император к тому времени уже скончался при загадочных обстоятельствах в загородном доме, где его по очереди караулили братья Орловы). В мужья же Екатерине прочили Григория Орлова. Видимо, к тому же плану склонялась сама императрица, безумно влюбленная в своего фаворита. Но, в конце концов, здравый смысл победил, причем последнее слово сказал мудрый граф Панин: «Воля императрицы для меня священна, но госпоже Орловой я не слуга». С тех пор об этом несостоявшемся браке было запрещено упоминать вообще под страхом сурового телесного наказания.
Княгиня Дашкова же вновь позабыла, что не одна она возвела на престол Екатерину, и не она занимает первое место в ее сердце. В дружеском кругу она стала очень резко отзываться по поводу слухов о возможном браке. Об этом, разумеется, донесли Екатерине, и под влиянием Орлова она написала князю Дашкову записку: «Я искренне желаю, чтобы княгиня Дашкова, забывая свой долг, не заставляла меня забыть ее услуг. Напомните ей это, князь. Мне сообщили, что она позволяет себе в разговорах грозить мне».
Тогда княгине удалось оправдаться перед императрицей, но она видела, что ее положение при дворе не приносит ей ничего, кроме огорчений, и стала отдаляться от Екатерины. Та же, желая показать свою безусловную справедливость, назначила князя Дашкова главнокомандующим в походе на Польшу. Там его и постигла преждевременная кончина. Его смерть была для жены огромным ударом: у нее оказалась парализованной левая сторона тела, и более двух недель она находилась между жизнью и смертью.
Чудом выжив, княгиня резко прекратила светскую жизнь и занялась воспитанием детей и устройством своих изрядно запутанных денежных дел. Четыре года Екатерина ничего не слышала о своей когда-то ближайшей подруге. Только в конце 1769 года Дашкова явилась ко двору, чтобы просить разрешения выехать за границу - для лечения. На самом деле - от безысходной тоски. Уехала она инкогнито, под именем госпожи Михайловой. Ей только-только исполнилось двадцать пять лет.
Путешествие оказалось более чем приятным. Несмотря на принятое ею скромное имя, «госпожу Михайлову» все узнавали и всюду приглашали. За границей она встретилась со многими известными людьми: Дидро, Вольтером, Губертом, и на всю жизнь подружилась с леди Гамильтон, супругой английского посла лорда Вильяма. Подаренный ею шарфик Дашкова хранила до конца своей жизни как святыню.
После двухлетнего путешествия, посетив Германию, Австрию, Англию, княгиня вернулась в Петербург, где ее встретили очень ласково. Орлова - заклятого врага Дашковой - уже сменил подле Екатерины Потемкин. Сразу по приезде княгине было пожаловано 70 000 рублей для покупки недвижимой собственности. Но Дашковой уже не жилось в России, ей не хотелось ловить мимолетные знаки внимания со стороны императрицы, она привыкла находиться в центре общества, привыкла везде быть почетной и желанной гостьей.
Под предлогом дать высшее образование своему сыну она через некоторое время снова испросила высочайшего соизволения уехать за границу. Ее не удерживали. Княгиня выдала замуж дочь за бригадира Щербинина и, захватив с собой молодых, уехала опять за границу - на десять лет.
Княгиня поселилась в Эдинбурге в старинном королевском замке Холлируд, где занимаемая ею часть непосредственно примыкала к апартаментам, в которых когда-то жила Мария Стюарт, несчастная королева Шотландии,
определила сына в Эдинбургский университет и вела спокойную жизнь в Холлируде, наполненную чтением книг, музыкой и беседами с высокообразованными английскими и шотландскими аристократами.
В 1779 году молодой князь Дашков закончил учебу в университете, и они с матерью отправились в долгое и неторопливое путешествие по Европе. Королева Мария-Антуанетта, папа римский, лорд Гамильтон, император Иосиф Австрийский, прусский король Фридрих великий - вот лишь немногие из тех знаменитых людей, с которыми встречалась княгиня Дашкова в тот период. В Париже скульптор Гудон изваял ее бюст. Во Флоренции великий герцог подарил ей ряд бесценных экспонатов из своего домашнего музея естественной истории... Нет, решительно не получается портрет несчастной изгнанницы, который так старательно создала в своих мемуарах княгиня Дашкова. Просто богатая русская аристократка, объехавшая чуть ли не всю Европу с единственной целью - развлечься.
В 1782 году княгиня вернулась в Петербург. Екатерина встретила ее милостиво: за десять лет многое оказалось забытым. Она приняла под покровительство сына Дашковой, а самой княгине предложила стать президентом Академии наук и художеств. Очень характерный для императрицы поступок: без лишних затрат вознаградить человека достаточно изысканным способом. До сего дня женщин в академии не было вообще ни в каком качестве. А теперь ученым мужам предлагали в президенты даму. Но ведь против воли императрицы не пойдешь.
Даже сама Дашкова вначале испугалась такой милости: ответственность на нее налагалась не маленькая. Но уже через несколько дней, на заседании академии, с председательского места княгиня Дашкова говорила торжественную речь. А впоследствии княгиня всецело отдалась своей новой обязанности, едва ли не с той же страстью, с какой в свое время «помогла» Екатерине взойти на престол.
Десять лет она управляла академией. Погасила неоплаченные долги, увеличила доходы, привела в порядок академическую типографию, умножила число учащихся, открыв три новых курса - математический, геометрический и естественно-исторический. Причем чтение этих курсов она поручила русским профессорам, что также было в новинку, открыла второе словесное отделение Академии наук, так называемую Российскую Академию, где был напечатан первый словарь русского языка.
В 1796 году умерла Екатерина II, и для Дашковой наступили тяжелые времена. Тотчас по вступлении на престол Павел I отрешил княгиню от всех ее должностей, приказал удалиться в имение Троицкое в Калужской губернии. Уже в дороге княгиню настиг новый приказ: ехать в одну из деревень ее сына в Новгородскую губернию и там ожидать дальнейших распоряжений. В далекой, заброшенной деревне, лишенная самых элементарных удобств, не имея возможности даже писать столько, сколько ей хотелось - не было бумаги, - княгиня провела несколько мучительных лет. Наконец император Павел смягчился: о княгине горячо хлопотала императрица. Дашковой позволено было ехать в калужское имение. Тоже ссылка, но в усадьбе, а не в крестьянской избе..
С восшествием на престол императора Александра 1 княгиня была возвращена ко двору. В старомодном платье, с манерами времен Екатерины она казалась смешной и ничем уже не напоминала прежнюю гордую княгиню Дашкову, президента Академии наук. Она и сама скоро поняла, что ее время прошло, и удалилась в деревню, где занялась мемуарами.
В 1807 году умер ее сын, не оставив наследников. С дочерью же Дашкова давно прервала все отношения из-за ее легкомысленной жизни и мотовства и вычеркнула из своего завещания. Немалое наследство вместе с именем перешло к двоюродному племяннику, графу Михаилу Илларионовичу Воронцову-Дашкову. Произошло это уже после смерти самой княгини - в 1810 году.
Отзывы современников о княгине поражают своей противоречивостью. Одни превозносят ее до небес, другие смешивают с грязью.
Но что бы ни говорили о Екатерине Романовне Дашковой, она заслуживает того, чтобы о ней знали потомки.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Великая княгиня Елена Глинская