- Не бойтесь, мадемуазель, эти парни вас даже и не разглядят.

Она совсем не боялась. Над остальными чувствами преобладали любопытство и отвращение. Люсьена наблюдала за тем, как полицейские в форме устанавливали против одной из стен комнаты два прожектора, полностью освободив у этой стены место. Подумать только, она должна была этим вечером, закончив отпуск, уехать из Барселоны! Один из инспекторов, по имени Альвеар, худощавый и смуглый, проявлял все время излишнюю, раздражавшую ее учтивость.

- Они никогда не узнают, что на них смотрели такие прекрасные глаза!

Глупо. Ей было жарко, она сожалела о своей неосторожности и прислушивалась к раздававшемуся в коридоре топоту, шуму шагов.

Если это дело примет плохой оборот или инспектор решит задержать ее для продолжения следствия, она может опоздать на свой поезд. Мысль о поезде отвлекла ее от того, что волновало ее минуту назад и тревожно сжимало сердце.

- Через пять минут все кончится, - произнес Альвеар с сильным севильским акцентом.

Вероятно, ее лицо явно выражало волнение, если этот идиот счел нужным ее успокаивать. Сидя в середине комнаты на соломенном стуле за прожекторами и скрестив ноги, Люсьена начала тщательно подмазывать губы, следя в зеркальце пудреницы за движениями заканчивающих свои приготовления полицейских.

«В следующий раз я попридержу язык», - подумала она.

Все началось прошлой ночью в барселонском отеле. Июльская духота заставила Люсьену подняться с постели и подойти к распахнутой двери балкона. Балкон выходил на пустынную в этот час улицу, где с большими интервалами проходили в сторону порта грузовики. Их было, быть может, всего лишь два или три за то время, пока она, опершись на балюстраду, жадно вдыхала легкую, доносившуюся с моря свежесть и вспоминала о трех неделях своего отпуска, половину из которых она провела у своих друзей в Танжере. Как быстро промелькнули эти три недели!...

Человек, бежавший рысцой внизу вдоль ряда деревьев, не заметил ее. Она с любопытством следила за ним. Он приблизился к газетному киоску, вытащил из-под рубашки лист бумаги, развернул и, видимо, клеем из тюбика ловко приклеил его. Слабый свет фонаря на перекрестке позволял прочесть на листе одно написанное четким шрифтом слово: pueblo. Другие слова на таком расстоянии различить было невозможно. Едва лишь Люсьена поняла смысл этой сценки, как она услышала тихий свист. Неизвестный встревоженно повернул лицо в сторону сбегающей вниз улицы, где, по-видимому, находился его сообщник. Инстинктивно он поднял глаза к балкону. Взволнованная Люсьена плохо разглядела его лицо, обрамленное густой шевелюрой, напоминавшей берет. Незнакомец уже бежал с удивительной быстротой и ловкостью. В этот момент из бокового проулка вынырнул длинный черный автомобиль и, не выключая фар, уверенно свернул по направлению к отелю. Казалось, что молчание улицы внезапно сгустилось под тяжестью летнего тумана, заволакивавшего небо. Машина проехала вдоль тротуара, остановилась возле киоска. Из нее вышел полицейский; он бросился к плакату, яростно содрал его. Люсьена услышала треск рвущейся бумаги. Она отпрянула назад. Автомобильные фары были похожи на огромные, расширенные зрачки. Погоня возобновилась; далеко в порту прогудело буксирное судно. Один лишь гудок, властный, как будто призывающий к вниманию. Люсьена зябко запахнула пижаму. Затем раздался выстрел, казалось, совсем близко, звук был сухой, без эха...

За общим завтраком в отеле болезненного вида старик с бескровными губами пробормотал что-то о разбудившем его выстреле. Некоторые тоже его слышали. Люсьена, не задумываясь, рассказала о том, что видела: какой-то человек приклеивал плакат, видимо, нелегальный. Полицейские гнались за ним по пятам. Наверное, выстрел был в какой-то связи со всем этим. В ответ не последовало ни вопросов, ни комментариев. Эта сдержанность несколько удивила Люсьену, но потом она о ней позабыла. Час спустя, когда она собиралась выйти из отеля, в холл вошли трое сыщиков, одним из которых был инспектор Альвеар. Под странно пристальным взглядом экономки отеля мадам Руис он начал задавать Люсьене вопросы. Насторожившаяся Люсьена сказала, что совершенно не может описать этого человека из-за плохого освещения и слишком быстро развивавшихся событий. Поначалу ей казалось, что Альвеара удалось убедить. Однако он с иронической улыбкой, изучающе смотрел на Люсьену. Когда же сыщик решил подняться к ней в комнату, Люсьена попыталась запротестовать. Но он предложил экономке пойти вместе с ним, и Люсьена была вынуждена согласиться. Она не скрывала своего неудовольствия, которое явно забавляло инспектора. С балкона Альвеар долго молча разглядывал киоск, ряд деревьев вдоль тротуара. Она подумала, что на этом все закончилось.

В полдень, возвратившись из бассейна, она увидела в холле отеля двух инспекторов. Они, видимо, ждали ее давно: рядом с ними стояла пепельница, полная окурков. Вначале она отказалась следовать за ними, несмотря на предъявленную ей Альвеаром официальную бумагу с печатями. Тогда инспектор, продолжая улыбаться, галантно взял ее под руку. Право, речь идет о пустой формальности, это отнимет у нее лишь несколько минут...

... Внезапно оба прожектора зажглись, и стена засияла нестерпимой белизной. Ослепленные этим резким светом люди, которых втолкнули в это помещение, зажмурили глаза. Их было восемь, все просто одеты. Одни принимали равнодушный вид, другие казались озабоченными или обеспокоенными. Лишь один держался совершенно свободно, третий слева, молодой, с заостренным и лукавым кошачьим лицом. Это и был тот, кто наклеил плакат. Из верхнего карманчика его потертой куртки торчала полураспустившаяся белая в крапинках гвоздика. Ее элегантный вид был несколько неуместным в этой обстановке, и в то же время гвоздика гармонировала с лукавым взглядом и недовольной гримасой невинного человека, напрасно теряющего время, но старающегося с достоинством перенести эту небольшую неприятность. Это был он, вчерашний незнакомец, мускулистый, с густыми волосами... Почти того же возраста, что и Люсьена: от двадцати шести до двадцати восьми. Сильные кисти рук висели вдоль тела в том положении, как приказали, полицейские. Так, выстроенные в ослепительном потоке света, восемь подозреваемых щурились от боли в глазах, но некоторые пытались разглядеть стоявшую в темноте Люсьену. Ей было стыдно, она чувствовала себя угнетенной, но она понимала, что теперь главное для нее - это самообладание. Прежде всего не разглядывать его, не выдать своего волнения! Она повернула голову к последнему в ряду, со сгустком крови на шее. Ей хотелось тут же сказать, что ни один из этих людей не напоминает ей того, кого искали. Но она не смогла произнести ни слова. Сыщики, стоявшие за ее стулом, ждали. Они могли истолковать ее молчание в свою пользу, и эта мысль была для нее невыносима. Ее взгляд перебегал с одного лица на другое; лица этих людей были полны горести. И только человек с гвоздикой, казалось, подсмеивался над ней, хотя у него была такая же покорная поза, как и у других: ноги по стойке «смирно», опущенные руки, вскинутая голова - все согласно приказу.

- Итак? - спросил Альвеар.

- Того здесь нет.

Под лучами прожектора шевелюра человека с гвоздикой отливала металлическим блеском, как будто на нем была каска. Его невыразительное на первый взгляд лицо как бы освещалось изнутри вспыхивавшими искорками веселья.

- А этот в синем, вон там?.. Взгляните на него получше!

Альвеар указал на соседа человека с гвоздикой, в синей шоферской блузе, с впалыми щеками и испуганным взглядом.

- Мы задержали его тоже около вашего отеля.

- Я повторяю, что не разглядела его лица.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.