- Свекрови все такие... - сказала она. - Неужели мы такие будем?

И прорвало ее. Заговорила.

- Моя свекровь меня прямо живьем съесть хочет. Как же, ее сын - орел, такой красавец. Ему королеву надо, а я что, школу кончила, в конторе работала...

Снова молчание.

- А где же ваш муж?

- В армии. Взяли осенью. Я с ней осталась, так думала, что ударю ее. Вот она ходит по дому, ворчит, ворчит, а я молчу, как проклятая. А она: и ту-ту-ту и ту-ту-ту да вдруг как гаркнет на меня! Ох, жуть... Так и уехала сюда. Она сухая, худая, а вот я полная, так знаю, что она мое все ненавидит: и лицо и все. Сначала не различала я ее злобы: такая счастливая была с Виталиком, а потом пошло. Вот все в ней чую - злобу ее, ненавись...

Капа выговаривала слова все правильно и вдруг сказала «ненашись», и это слово было горячее, больное, живое. Но она забыла скоро свою злость на свекровь и заговорила о Виталике:

- У нас с ним все было так странно. Вот плохо, правда, когда тебя человек раздразнит, а сам перевернется, правда?

- Да, - сказала я тихо, боясь спугнуть ее.

- Вот он, знаете, какой у меня. Он... Он... Очень умелый с женщинами. Красивый он, правда. Вот и сейчас его сразу в старшины взяли. Командует. Он весь вот такой: ладный, высокий, и лицо симпатичное. Очень даже. Я карточки даже его не взяла - так поехала, от злости на мать...

И вот он все в клуб приходил к нам. Придет в костюме, в черном. Брюки узкие, пиджак сидит, ну просто как влит. И носки красные, безразмерные. Это я вам все не так рассказываю. Он сначала в старом пиджачишке ходил. Так себе, а потом стал за мною ухаживать. Цветы принес. Правда. У нас никто из ребят никогда цветов не дарит, а он принес мне. Все считают, стыдно, а он принес. И вот он стал ходить и все говорить: «Вы мне нравитесь», - и все такое, ну как всегда говорят. Ну мне что, я не знаю, что это всегда говорят, я все крепилась, а потом как получилось... Перестал ходить. Не стал, и все. И я вот знаю, что нарочно, все знаю, как он заманивает, чтобы наверняка взять меня. А я ведь тоже не самая уж такая незаметная была. Парни были - ну и я вроде так и надо, ничего, а саму меня разбирает. Ох, разбирает, просто хоть беги к нему! И вдруг он приходит на вечер в новом-то костюме. Какой стал! И вот приходит в новом костюме, и я вижу, что он стал другой, равнодушный, и на меня не глядит. и вообще не танцует. А я как сама не своя. Бегаю, хохочу, ребят приглашаю - не его, конечно. Ужас! Вспомнить стыдно. Прямо верчусь, будто меня блохи кусают. И вот знаю, что все делаю не так, все не так: и смеюсь не так и девчат обнимаю - и все не так. И все знаю, что не так, а поделать с собой ничего не могу. Просто жуть. А он не смотрит, а все видит. Ух, горе какое, несчастье! Прямо что с собой сделать? Танцую с девчатами, а он морду воротит прямо. Ну, думаю, конец мне. Сейчас вытворю что-нибудь такое, хуже не придумать. Подойду, его приглашу сама. Но не пошла, нет. Ушла на крыльцо и стою - заплакать хочу. И вдруг мне кто-то по щеке прутиком водит. Оборачиваюсь - он. И сразу я даже задохнулась. «Почему, - говорю, - не приходил?» «В командировке был, в Москве». И знаю, что просто так говорит. Забыл про меня, и все. Нарочно, чтобы вернее меня заманить. Но я всю эту его политику поняла, не поддалась нипочем...

... Мы проговорили часа три, а потом захотели снова чаю, зажгли свет - и снова я увидела ее розовое, яркое лицо, горячую красоту, пышную грудь, и снова я не заметила ее скул и короткой шеи. Ах, хороша была девчонка, сильна! Никакая прополка, ни свекровь, ни одиночество не могли ее смять.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.