Я писала, что нас донимают дожди, что вишни уж очень хороши в Киеве, что деньги тают, а девушка повернулась и подошла к столу. Она посмотрела на меня, и я разглядела ее глаза: они были той голубизны, которая бывает только на свежем воздухе и только от бездумья.
В это время кто-то протянул мне бланк телеграммы - «молнии». Я взглянула и скорее отвернулась: рядом со мной стояла старуха. Лицо ее, которое я увидела мельком, осталось перед моими глазами: это было черное, страшное лицо, безнадежное, суровое, грозное лицо. Рядом с моей рукой дрожала ее темная рука, которая протягивала бланк. Рука чуть отливала желтизной.
Я еще раз глянула на девушку и еще секунду радовалась, но старуха потрогала меня и сказала:
- Перепиши мне, не принимают у меня телеграмму...
Я прочла телеграмму:
«Дорогой брат! Вспомни, что я тебе сестра. Хотя мы и не виделись, но вспомни, что я у тебя одна. Из больницы выписали, больше не держат, говорят, что я неизлечимая. Деньги я занимала на семена - тридцать рублей, семена были невсхожие да и в больницу попала. Теперь отдавать нечем, а надо, а то скоро помру, будут не добром вспоминать. И на смерть мне вышли, я уж все приготовлю себе, чтобы люди не беспокоились. Одна я совсем, кроме тебя, никого нет. Помру я скоро, так уж не поскупись. Твоя сестра Фрося».
Я снова посмотрела на старуху и опять отвернулась. Да, ей было плохо. У нее было то выражение лица, какое бывает только у людей, которые привыкли к боли, давно привыкли и никому не жалуются на боль.
Девушка тоже прочла телеграмму и покраснела до самого подбородка.
Старуха стояла молча, она повторила:
- Перепиши покороче. А короче нельзя... Не пришлет, не поверит. И так не поверит!
Она сидела тут рядом со мной, и я ничем не могла ей помочь - ни деньгами, ни советами, ни даже жалостью.
- Чем вы больны-то? - вдруг спросила девушка.
- Говорят, желтуха у меня неизлечимая. Желчь по мне разливается.
Мы с девушкой поглядели друг на друга и, кажется, обе подумали: «Видно, рак, да от нее скрывают».
Переписали телеграмму чуть покороче и уговорили послать не «молнию», а просто телеграмму: все равно в деревню, куда посылала она телеграмму, повезут что «молнию», что простую телеграмму.
Приемщица все сердилась на нас, что бестолковая телеграмма, что надо коротко и без запятых писать, без точек, а потом, когда старуха ушла, стала ругать нас с девушкой и говорила:
- Чего ввязываетесь? Их таких много ходит! Знаю я их, у них деньги припрятаны. - И говорила другие слова, которых я не запомнила, а только все повторяла про себя: «Их таких много ходит, их таких много ходит, их таких много ходит...»
Образ девушки стерся, забылся, запомнилась одна старуха и «их таких много ходит...»
Чуть я в письме это не написала: «Их таких много ходит». Но зачем это нашей бабушке? Она и так найдет повод поволноваться.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.