Разговор о любви

И Соловьева, М Каретникова| опубликовано в номере №916, июль 1965
  • В закладки
  • Вставить в блог

Из узкого круга...

М. Каретникова

1. МАЯТА БЕЗ ЛЮБВИ

Они все талантливые ребята. И не только это. Они правдивые и ищут правду не на поверхности жизни, но пытаются обнажить самое трудноуловимое - то чувственное отношение к действительности, которое определяет поведение, поступки, мысли героев - современной молодежи. Это можно было бы себе представить так. Молодежь, как всегда, осваивает мир, уже созданный до нее. Не они защищали страну от фашизма, но зато с колыбели ощущают сотрясения еще не успокоившейся земли. Не они усилием всей воли и физических сил сделали тот рывок, который за небывало короткий срок поставил нашу страну в число ведущих держав мира, но они с рождения попали в ее напряженный ритм и другого не знают.

Их жизнь, их любовь - один из вернейших показателей духовного состояния и развития общества. Как любят они, эти 15-20-25-летние? Об этом написали те, о рассказах которых мы спорим. И я верю им. Верю не потому, что уж очень здорово написано, хоть мне и нравится этот современный стиль, угловатый и пронзительный, с недосказанностями, с простором для воображения читателя, лаконичный и сухой, будто выжженный страстью, таящейся под словами... Верю именно этой страстности. Что ж, многие рассказы после, например, гладилинского покажутся пресными. Да, вот с него и начнем.

Первое, что делает автор (А. Гладилин «Два года до весны»), - он создает ощущение бешеного ритма, в котором жил его герой до начала рассказа. «Мы, как проклятые, сидели над учебниками. Мы читали в подлиннике нужную нам английскую литературу. Мы сутками пропадали в тех учреждениях, куда нас взяли работать. Я полгода спал по четыре часа в сутки...» Но вот вдруг эта гонка обрывается: стоп, целый месяц вынужденного безделья, месяц пустого времени. И мы видим одну досаду, недоумение и, больше того, почти беспомощность перед этим пустым временем. Психологически это оправдано тем, что герой не может начать новую работу, пока не примут его старую, что он не просто живет в городе Н... а живет в ожидании. Кроме того, из глухих намеков становится известно, что безделье ему сейчас особенно некстати... Итак, тоска по утраченной девушке и томление ожидания - вот та нравственная атмосфера, в которую мы входим вместе с героем, воспринимая все происходящее его глазами, подходя ко всему именно с этим душевным настроением.

Это типичная для определенного круга произведений манера повествования, когда рассказывается о внешних событиях и фактах, а между тем читатель продолжает переживать при этом ту напряженную ситуацию, которая была предложена ему автором, и в результате автор заставляет читателя самого додумать и дочувствовать за героя, сам же ограничивается лишь намеком. Эта манера рассказа подразумевает полное взаимопонимание рассказчика и читателя: «Т. е. более отвратительного настроения, чем в ту осень, у меня давно не было», - начинает он, будто продолжая разговор и вполне вам доверяя, что поймете его с полуслова. Поймете, о чем он думал, когда целый день ходил один по городу, почему ему вдруг так тошно стало на университетском вечере, поймете всю историю его странных отношений с Риммой, - сам он ни о чем этом рассказывать не будет, хотя именно это и есть предмет его рассказа. И даже на заключительный вопрос, что с ним происходит и почему ему так плохо, искать ответ предоставляется нам. Ну что ж!

В самом деле, почему ему «так плохо»?

Потому что, как показал А. Гладилин, новый роман разыгрался у героя на не остывшем еще пепелище предыдущего. Римма появилась в его жизни слишком рано, впрочем, позже он на нее, возможно, и не обратил бы своего благосклонного внимания, если так можно назвать то виртуозное бичевание ее самолюбия, в котором он изощряется и с помощью которого достигает неожиданного результата: девушка преданно, безнадежно, мучительно привязывается к нему, то ли угадав его тоску и пожалев его, то ли пытаясь взять реванш за уязвленное самолюбие и вступить с ним в любовное единоборство, где главное оружие женщины - мягкость и нежная податливость.

На университетском вечере к двум основным нотам подтекста рассказа - ожидания и тоски - присоединяется третья, и, на мой взгляд, самая главная, хоть и не выделенная автором. До сих пор мы в общем-то сочувствовали герою, хоть и не очень одобряли его игру с Риммой: в самом деле, кому не приходилось столько-то дней своей жизни проводить в ожидании решения, зависящего не от тебя, или же тосковать по ушедшему другу, с которым тебя еще многое связывает?.. Но вот третья нота придает иное звучание всему рассказу. Герой, ставший уже «генералом» в глазах Риммы, с какой-то особой горечью воспринимает веселье студентов. Здесь дело не только в том, что «в чужом пиру похмелье». Нет, он чувствует себя все знающим, все испытавшим, опытным и могущим «увести с собою самую красивую студентку», - но ему все это не интересно, у него ощущение, что все это уже тысячу раз было.

Подобное же чувство неудовлетворенности, духовного голода при встрече со старой студенческой компанией испытывает и героя рассказа Василия Аксенова «Сюрпризы» Мишка. Встретившись с друзьями студенческих лет. он не делится с ними ничем из пережитого, что свидетельствует о той пропасти, которая уже пролегла между годами невзыскательного студенчества и зрелостью! Это невозможность вернуться в прошлое, это скачок в развитии человека, когда беспечные отношения ранней молодости теряют всю свою привлекательность, а сердце требует неизмеримо большего, чем панибратство...

В драматическом рассказе В. Аксенова сопоставлены две контрастные области жизни героя - его прошлое и настоящее, у Гладилина же не видишь этой новой среды, не видишь. чем же питается он сейчас. За восемь лет, прошедших со дня окончания института, он не выработал себе иных принципов, иных взглядов на жизнь и иных отношений с людьми, чем это было в студенческие годы.

Поверхностны и непритязательны его отношения со Славкой. Легкомысленны его отношения с Риммой. По-студенчески он хвастается и острит. Даже мысли о том, что мог бы «увести самую красивую девушку», - это свидетельство того, что, исчерпав для себя студенческий круг понятий, взглядов, навыков, недалеко, однако, отошел от него, не возмужал.

«Что со мной происходит?» - спрашивает герой. Что с ним происходит? Он устал быть мальчиком и не знает, как ему сделаться мужчиной. У него нет той зрелости, которую так прекрасно характеризовал Михаил Пришвин: «Зрелость мужа, могущего создать себе дом».

А пока у него в жизни «и спереди и сзади повисли красные огни светофоров». Закрыт путь и к Римме и к той девушке, тоска по которой снедает его. Закрыт путь и в студенческое легкомысленное прошлое, и не открыт еще путь в зрелость. И до весны, до обновления жизни ему, наверное, не два года, а все десять...

Что поделаешь, если у нас многие юноши так поздно взрослеют! Студенты, они все еще остаются школярами, а начав работать, они все еще, как студенты, и в тридцать два им все еще никак не оторваться от детских забав, и это - увы! - признак не вечной молодости, а беспомощной инфантильности.

Трагедия начинается тогда, когда какая-нибудь любовь к партнерше по танцам приводит к образованию семьи (В. Аксенов «Папа, сложи!»). Надо складывать семью, эту ячейку общества и опору государства, но беспомощны эти спортивные верзилы, высокие мужчины в ярких рубашках навыпуск: «Словно связанные тайной порукой, они несли в тесном кругу свои юношеские вкусы и привычки, тащили все вместе в неведомое будущее кусочек времени, которое уже прошло... Нападающие и защитники женились, переходили в запас, становились болельщиками, у них рождались дети, но дети, жены и весь быт были где-то за невидимой чертой той мужской московской жизни... Они не понимали, почему это их девчонки... стали такими занудами». А их «зануды» учатся, работают, воспитывают детей, готовят обеды, растут и умнеют, научаются дорожить минутой времени и открывают сладость в улыбке ребенка, солнечном луче, книге, тиканье часов, в самой своей ответственности за работу, за жизнь и счастье малыша.

Сергей, этот великовозрастный юнец, не ищет в жене друга, с самого начала она для него - лишь женщина; дочка с ее ровненьким пробором и бантиками - помеха в жизни, он, видите ли, неожиданно умиляется, представив, как она вырастет и будет целоваться в подворотне с каким-нибудь стилягой и как ей достанется от папы, - вот ведь чушь. Трудно даже придумать штрих, который бы еще яснее разоблачал глубокое равнодушие к собственному ребенку, к внутреннему миру дочери сейчас и в будущем...

Девочка смотрит на него строгими глазами, такими, как у его жены... За те годы, что прошли с того времени, как он был начинающим футболистом, а она - его партнершей по танцам, она стала врачом, вырастила дочку и защитила диссертацию. Он знает: в это воскресенье она обманула его и теперь, наверное, позаботится и об организации новой семейной жизни.

Маленький рассказ, но в нем уложилась история жизни Сергея, все его 32 года на московских улицах. И, может быть, первые мысли о своей жизни у него появились только сейчас, в это воскресенье, когда кончается его любовь, его семья, его спорт. Может быть, он даже додумается до того, что всю жизнь ни за что не отвечал и ничего не создал. Отстаивая «свободу личности», сбегая из дому к ребятам и на стадион, он как раз и не стал личностью, зато прямо на глазах вырастил в своей семье «социальное неравенство»: жена далеко обогнала его в духовном росте, и они уже давно говорят на разных языках.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены