- Какая?

- Усинная или Учинная. Администратор, в свою очередь, спрашивает:

- Катя, ты не знаешь, где такая Усинная улица?

- Кто их знает, теперь все улицы новые.

- Усинная, Усинная, - повторял администратор.

- Ну Учинная?

- Не знаю такой улицы, - сказала Катя. Мы легли спать. Согрелись, заснули. А утром, теплым утром, когда мы мыли машину, к нам подошел человек в кожаной куртке, совсем нам незнакомый человек: курносый, веселый, рот корабликом, какие дети рисуют. Подошел и протянул нам сверток и шину. Совсем незнакомый человек.

- Большое вам спасибо, вот ваша камера и вулканизатор. А еще у меня печка есть старая, но хорошая, работает. Если не обидитесь, что старая, то берите...

- А кто вы-то?

- Я Коржаков, вчера у вас шину брал, подумал, может быть, вам некогда меня искать, заглянул в пансионат, может, вы здесь, вы, и верно, здесь.

- А почему вы Коржаков? Написано было Парашков.

- Так ведь холодно было, руки замерзли, ручка не писала. Я ее в лужу макнул, вот и написал плохо. А я Коржаков, а не Парашков.

И сама собою к нам пришла печка.

На почте

Наша бабушка всегда волнуется. Она волнуется, что Галя не пришла вовремя из школы (уж, наверно, что-нибудь стряслось, не иначе!). Она волнуется, что стало холодно на улице, обледенело (вот пойдете и упадете!). Она волнуется, что стало жарко, она волнуется, что может испортиться кран, что... и все в таком духе. Но больше всего она волнуется за машину: ее украдут, ее угонят, на ней попадут в аварию, она всех убьет, на ней кого-нибудь мы убьем и так далее.

Если что-нибудь случается, то бабушка всегда ТАК И ЗНАЛА, ДАВНО ЗНАЛА.

Бабушку надо все время успокаивать письмами, телеграммами, телефонными разговорами, открытками. Тогда она спокойна, зато мы все время в полном беспокойстве за ее спокойствие и пишем и пишем письма, заезжаем на почту, заворачиваем в почтовые отделения, разыскиваем их и заворачиваем.

Я сижу на почте (Володя с Галей обедают) и пишу бабушке, что нам очень хорошо, что мы едем, что смотрели Гойю в Киеве, что Лавра была закрыта, что мы еще не сломались и все благополучно.

«...только не волнуйтесь...»

Я пишу и смотрю на девушку, розовую, такую пышную и тоненькую, такую свежую и голубоглазую, что кажется, я никогда не видала таких ярких глаз. А в ушке у девушки капелька-сережка голубого стекла, такая же яркая, голубая, как глаз, такая же простодушная, светлая, будто капля с неба, на котором ни облачка, ни тучки, ни даже завитка, который оставляет реактивный самолет. Девушка поворачивается ко мне, и я вижу все ее лицо: розовую кожу того легкого загара, который бывает только у младенцев и женщин, которые работают на фермах и пьют много парного молока. Солнце чуть-чуть румянило эту кожу, оттеняло ее белые ямки под подбородком и у скул. Это было скуластенькое славное лицо, красивое той русской, неуловимой, расплывчатой красотой, которая светится, когда человек счастлив. Ее не нарисуешь, не подкрасишь. Тяжелая коса была у девушки: видно, никогда не завивали эту косу, не портили шестимесячными завивками.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.