Юлька торопилась домой. Во Дворце культуры показывали новый фильм, и еще надо было уломать Лешку. Как переехали они в отдельную квартиру, Лешку будто подменили. Придет с работы, наденет старое - севшие после стирки синие джинсы, футболку, - возьмет в руки молоток или там складной метр и колдует. То кафелем ванную облицовывает, то пригоняет дверную раму, то стену сверлит. Торшер купили, так долго оторваться не мог - все обхаживал. Так же и холодильник «Юрюзань». Сначала Юльке нравилась эта его домовитость. В цехе она даже расхваливала Лешку подругам, и те завистливо слушали, выспрашивали подробности, а заодно поругивали их обоих за «зажатое новоселье».
Новоселья и правда не было. Еще до переезда Лешка посчитал - расходов набиралось порядочно. У него потела шея, щеки лоснились и краснели, он начинал пыхтеть и приговаривать:
- Хоть я и не догматик, не еретик, не фанатик... - то была присказка, заменявшая на Лешкиной автобазе ругательства. Он мог бормотать и час и два подряд, а она, уже улегшись, мечтала, как заживут они отдельно, свободно.
После смерти отца - Юлька помнила, как это было в те первые годы после войны, - дядя поставил им с матерью полуподвал. Кирпича не хватило, так он выкопал земли побольше, оцементировал, а в высоту окна каменную стену выложил. Когда она вышла за Лешку, жили в тесном деревянном доме с прохудившейся крышей и скандальными соседями. Юлька за все переживала. Мать говорила, это у нее с малолетства, как поняла, что отец с войны калекой пришел. Юлька переживала за дела на Лешкиной автобазе, за мать, уехавшую к сестре в деревню, из-за неудачной дозировки линолеумной массы - она работала каландровщицей, за соседей...
Когда переезжали, Лешка не дал и горшок с цветами поднять на третий этаж. Все сам да сам. Когда вошли, остались одни да обнялись, показал рукой на узлы, на пол, на стены и сказал: «Моя забота». Она только всего и сделала тогда, что портрет отца увеличенный в новую рамку вставила да на стену повесила, на гвоздь, вбитый Лешкой в деревянную пробку.
... Юлька позвонила, и Лешка тотчас отпер. Перемазанный белым, улыбался:
- А тебе подарок, - показал на пеструю капроновую косынку, какую она давно хотела.
Юлька прикинула ее, порадовалась легко и сразу сказала про фильм:
- Леш, пойдем!
- Так Петрович придет, паркет циклевать будем. Я-то ему помогал.
- Леш, ну пойдем, Леш! - пропустила Юлька про Петровича. Глаза у Юльки синие, волосы гладко зачесанные, сзади собранные в узел, готовые и без капроновой косынки красоваться на людях, сама худенькая, строгая...
- Ты, Юленька, иди. Соседку какую-нибудь кликни. Я-то не фанатик! А вернешься, работу тебе сдадим - блеск. Юленька, слово - житье наладим, хоть на курорт, хоть в Евпаторию... Юль!
Когда Лешка из армии пришел, она на него и не смотрела. Лешка был крикливый, рекламный, ходил в полувоенном-полуштатском, на любое слово откликался, общителен был без меры. Долго не замечала. Он, видно, понял... Подошел, притихший, спросил о матери, о работе, значок театральный подарил. На другой же вечер поинтересовался:
- Значок не потеряли?
- Я театр люблю. Храню за семью замками.
- Приходите завтра во дворец. Я «Летучую мышь» смотрел, понравилось.
- Так и завтра «Летучая мышь».
- Повторенья - мать ученья.
- Второй раз пойдете? Тогда приду.
И пришла. А после спектакля он признался, что соврал, что не видел эту «Летучую мышь». Юлька не поверила.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.