- Мог ведь и раньше посмотреть. И не здесь даже, еще где-нибудь.
- А где? В армии не пришлось, служил в тайге, на Севере. Там комары, к нам артисты боялись.
Лешка стал целовать Юлькины щеки, она замерла, а после засмеялась, обняла его и убежала. С того вечера Лешка осмелел. Рассуждал снова обо всем, водил ее в кино да на концерты, а то и за город, где лес и степь и движутся огоньки по трассе... Компаний избегал: старался, чтоб только они вдвоем - и никто. И пояснял: «А зачем? Нам и так неплохо. Верно говорю, Юленька?» Юлька смеялась, откидывая голову, и Лешка рывком наклонялся к ней, но она тотчас одергивала его.
... Юлька стояла, глядела на перемазанного Лешку, вспоминала их первые вечера и досадовала на себя, на него, на весь белый свет.
Так она и не пошла в кино, осталась дома. Принялась готовить, потом вязать.
Петрович обманул, не явился - Лешка один, то на коленях, то на корточках елозил по паркету, вспотел, сбросил футболку. Они изредка обменивались незначащими словами, и, хотя оба были заняты, вечер казался Юльке пустым, проходящим неинтересно и бесполезно. Она думала о том, что ей вообще все меньше нравится Лешкина возня - глупо же! Вся жизнь пошла сама по себе, а они с их новой квартирой - сами по себе.
Юлька припоминала, как своими подсчетами склонил он ее отказаться от того, чтобы справить новоселье. Как врала подругам про то да се, поддавшись этим подсчетам. И то, как подруги, словно не узнавали ее, глядели непонимающе и обидчиво.
Вспоминала, как совсем недавно Лешка пришел подвыпивший и стал советоваться:
- Юль, Петрович, из первого подъезда, таксист сам, зовет на ихнюю фирму. Уверяет, к зарплате еще зарплата идет. Хотя работа сменная, а дело выгодное. Нам-то теперь презренного металла дай бог сколько потребуется! - Лешка показал на комнату. - Верно, Юленька? Если б я квартиру получал, совестно вроде было б уходить, только квартиру-то ты получила, - повторил он чужие, видно, слова.
Юлька сдвинула брови, представив себе Лешкиного Петровича, которого как-то видела мельком.
- А мне участок предлагают, Леш, - сказала она. - Начальницей зовут. Ты, говорят, технологию знаешь, людей знаешь, заочница...
- Соглашайся.
- Не соглашусь. Я в цехе давно, со всеми запанибрата, всем своя. Как я командовать буду? Наши же девчонки все, подруги. Не могу. Да и ни к чему это. Вот если бы в другом цехе... Да и то не знаю. Навряд ли.
Разговор тогда ничем не кончился, каждый остался при своем. Припомнила Юлька так, что вязать больше не смогла. Бросила. Слышала, как Лешка, уйдя в ванную, громко мылся - плескалась вода, он отфыркивался, покряхтывал.
Она постелила постель и неслышно прошла в кухню с учебником. Села между столиком и газовой плитой с «Химией» в руках. Не читалось. Нехорошо было на душе. Муторно. Вспомнилось, как сосед однажды спросил ее:
«Твой-то орел как? Не обижает?»
«Не обижает, - ответила она. - Да и не стоит так вопрос».
... Юлька подняла от «Химии» тяжелое лицо, встала, прошла кухню, твердо постучала Лешке. Он трубно спросил:
- Чего, Юленька? - И тотчас отпер. Стоял в трусах перед зеркалом, на голове мохнатое полотенце, лицо потное, удивленное.
- Я тебе, Леш, хочу сказать... Новоселье у нас будет все-таки. Давай людей в воскресенье позовем!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.