Кто - то тихо, но непререкаемо командовал, и толпа отодвигалась. Дымок выхлопной трубы ударил в ноздри, значит, машина вот - вот тронется. И когда машина пошла, я увидел высокую тучную фигуру Кормщикова. Мощно раздвигая собою толпу, он приблизился к машине и положил возле гроба цветы, подался назад; тут же я потерял его из виду.

Пока процессия медленно, окутываемся желтой скорбной пылью, продвигалась сперва по улицам, потом открытой степью к кладбищу, я опять наполнялся энергией и силой. Я злился, что все происходит так медленно и ничто не требует кипучих действий. Я истомился, слушая прощальные речи над могилой. И когда наконец гроб опустили, я пробился вперед и с какою - то яростью стал бросать комья земли и, кажется, даже обрадовался, когда мой ком тяжко ударился о крышку гроба. Потом я выхватил у кого - то лопату и стал поспешно и бестолково бросать землю и кого - то забрызгал пылью, и у меня отняли лопату.

Наконец, враз обессилев, никого не дожидаясь, я вышел за ворота кладбища и двинулся один в сторону города. Я уже приближался к окраинным домикам, когда услышал позади храп лошади и треск колес. Я сошел с дороги и увидел повозку старого Саляха. Он сидел на передке повозки, и вид у него был, как если бы он позировал фотографу. Ни одна черточка в его лице не дрогнула, хотя он узнал меня сразу. А позади него сидел Кормщиков. Он поднял на меня глаза, спрыгнул с телеги и пошел рядом со мной.

- Сашка, Сашка, - сказал он хрипло, - плачь, покуда ты мальчуган... Саднящее зажглась искра сочувствия к живому, конкретному человеку,

чье горе было рядом и дышало мне в висок горячо и прерывисто. Но, кажется, это была ерунда, то, что я ему сказал.

- Про меня треплют, что я ваш ассистент, - сказал я с отчаянием. - Пусть треплют, правда?

- Пусть, - сказал он просто. - Кто помогает, тот ассистент. Пусть.

Он приостановился, как будто эти несколько слов отняли у него силы. Он стоял, согнувшись, и глаза его были совсем сухими...

Неужели я всерьез вообразил, что мне посильно участие в горе, чьи обряды как будто бы требуют только отваги и неутомимости? Мне было стыдно, а вместе со стыдом пришло осознание всей тяжести и невозвратности потери, и я стал отставать, наконец, сошел с дороги и, опустившись на траву, закрыл лицо ладонями.

Истекало лето, когда однажды пришел отчим, молча взял меня за руку и повел вниз по скрипучим ступеням узкой винтовой лестницы, через весь зал мимо изумленных штукатуров и маляров.

Мы вышли, и яркий день ослепил нас. Я высвободил руку простым, не мятежным движением и первым двинулся по направлению к слободе. Я еще не знал, что они мне готовят, но я знал теперь другое. Я знал теперь, как я неуступчив, как тверд, пламя отрицания опалило мне лицо и сделало меня прочным, чтобы я смог верно и преданно любить свое будущее и тот день, когда вернусь в городок и остановлюсь, постою возле очень памятного дома... И голос явственно произнесет ее имя, и это будет не сухой и властный голос ее матери, а чей - то нежный и мужественный.

Сашка перестал существовать, но город еще не знал моего настоящего имени.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.