- Велосипед? Зачем? - оторопело спросил я.
- Ну да, - сказал он раздраженно, - велосипед. Ну чего ты на меня уставился?
- Насовсем?
Он рассмеялся опять же раздраженно, как будто я ему надоел. Но не спешил, однако, уходить и смотрел на меня остро блестевшими глазами, словно ожидая чего - то для себя важного в моем ответе.
- Хочу, - неуверенно произнес я.
- Насовсем! - Он рассмеялся и отцовским жестом взъерошил мои волосы. - Насовсем!
Это был вовсе еще не старый, запущенный лишь в результате небрежного отношения велосипед пензенского завода имени Фрунзе - я это говорю к тому, что пензенские велосипеды, по общему признанию, были тогда самые лучшие.
Два дня я самозабвенно занимался тем, что приводил его в порядок: чинил камеру, вставил новые ниппеля, накачал шины, надраил до зеркального блеска ободья и в довершение обшил сиделку цветастой бахромой, а спицы украсил голубой и красной лентами. Так слободские лошадники украшают свой выезд, чтобы было поярче, поцветастей. Впрочем, про лошадников я вспомнил сейчас, а тогда мне показалось бы оскорбительным даже отдаленное сравнение с ними.
Старый Салях вертелся вокруг меня подобно любопытному мальчишке, несмотря на свое полное пренебрежение к какой бы то ни было технике. Но он, конечно, не мог не оценить значительности дара, и это, похоже, чем - то уязвляло его.
Я целыми днями носился на велосипеде по улицам городка, счастливый и дикий, как выпущенный из загородки двухлеток, а вечерами мы опять прогуливались с профессором Кормщиковым. Рядом я вел свою машину, с трудом передвигая натруженные ноги, еще более спесивый, чем прежде.
- Ты почему - то не ходишь теперь на чердак, - сказал мне профессор, и, хотя слова его прозвучали спокойно, мне почудилась некоторая укоризна в его голосе. - А у зверей кончается корм...
- Да, да, - поспешно и покаянно отозвался я, потому что мне действительно наскучило наблюдение. В мышином гнездовье за это время население увеличилось, среди четырех или пяти мышей невозможно было узнать, который из них Мухтар, а который Бакр. Но вскоре я как будто бы стал узнавать своих знакомцев. Так, Мухтар по - прежнему держал верх над остальными мышами; Бакр, хотя и уступал Мухтару, но зато гонял ту, что поселилась следом за ним, а та, в свою очередь, гоняла более поздних поселенцев. Иногда мыши ошибались, и нападала как раз та, что должна была бы признавать доминирующее положение, например, Бакра. Все это было забавно наблюдать, в особенности были интересны их маленькие боевые хитрости. Однажды Мухтар долго гонялся за своим противником; тот, видимо, изнемог и стал на задние лапки, изготовясь к отпору. Мухтар быстрыми шажками устремился сперва влево, потом вправо, шерстка на нем стала дыбом. Наконец он, улучив момент, кинулся на противника сбоку и сшиб его.
- Не мог бы ты купить немного корма? - Профессор вытащил из кармана бумажник и, вынув деньги, протянул их мне. Я взял деньги, ничуть не смутившись. Он еще продолжал хитрить, давая мне деньги как бы для нужд своего мероприятия, а я брал уверенно, решив, что со временем заработаю свои и полностью расплачусь с профессором.
Он в последние дни стал как - то пристальнее в своем отношении ко мне и не то чтобы заискивал передо мной, но словно бы состязался с кем - то в добродеяниях. Я снисходительно и даже с долею пренебрежения отмечал в нем эти наивные порывы и объяснял их эгоизмом своего попечителя, не желающего делить меня ни с кем. Ну, например, с Татьяной Яковлевной...
Взяв деньги, я сел на велосипед и поехал в степь. Дорога была хорошо накатана, ветер обтекал меня с боков, мягко потворствуя движению, зелень травы смиряла излишнее возбуждение. Сытый, здоровый, не обремененный обязанностями, я мог бы, казалось, ехать и ехать, услаждаясь отъединенно - стью и свободой. Какое - то неясное, туманное пристанище манило меня далеко - далеко за горизонт. А впереди, подобно миражу, возникли дрожащие купы осокорей, минуту спустя мелькнули побеленные домики, и вскоре я догадался, что приближаюсь к кумысолечебному санаторию. Я в жизни своей не бывал ни в пионерском лагере, ни тем более в санатории, и это таинственное для меня, непосвященного, обиталище больных или праздных (что для меня было одно и то же) людей влекло меня.
Домики здесь были мудреные, с резными фасадами, замысловатыми наличниками, балкончиками, мансардами, коньками на крышах, а один так и вовсе был терем - теремок.
Я ходил по аллейкам, ведя рядом велосипед, глуповато ухмыляясь, дымя папиросой и глазея на встречных отдыхающих с такою откровенной приязнью, что на меня они глядели, наверно, как на блаженного. Голод напомнил о себе, и я, нимало не смущаясь, спросил отдыхающих:
- А где бы я мог поесть, а?
- Поесть?
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
С комсоргом цеха Балтийского завода имени Серго Орджоникидзе Николаем Смирновым беседует специальный корреспондент «Смены» Борис Данюшевский