Пораженные неожиданностью, глядели они на тонкие, длинные пальцы, схватившие жемчуг. Это были пальцы пятого члена их семьи, девушки - калеки по имени Лель, о которой они забыли, о которой они часто забывали, настолько тихо она держалась в доме.
Девушка сидела на своем низком диванчике с колесиками - единственной вещи, сохранившейся от миссионерского учреждения на Фуфути и доставшейся ей как печальное наследство. Она вертела жемчуг в руках, подбрасывала на ладони и разглядывала на свет, любуясь его великолепием. - Какая красота! - лепетала она. - Но что - то печальное есть в ней... Что - то бледное и грустное, как лунный свет. Как капля лунного света!
Все невольно улыбнулись, даже мрачный Тумаи и недовольный Фалеа улыбнулись. Да и нельзя было не улыбаться, когда у Лель являлось желание смеяться.
Было время, когда ни одна девушка на острове не могла сравниться с Лель веселостью и жизнерадостностью. Никто не мог так быстро бегать и самозабвенно предаваться играм, гоняться за рыбой цвета радуги на глубине двух метров в голубой лагуне; качаться на волне ревущего прибоя или танцевать и кружиться, точно носимый ветром листок страстоцвета.
Да, она много смеялась в те дни. Смеялась и пела. Любила называть людей и вещи разными причудливыми именами, звучавшими, как птичье щебетание. Любила кокетничать, особенно с тремя сыновьями Маты, пока не возник вопрос о браке, который должен был пресечь всякие вольности ее необычайно живой натуры.
Но один несчастный день покончил со всем этим, день, который долго вспоминали беззаботные обитатели острова со смешанным чувством благоговейного страха и юмора. В тот день здание миссии пастора Динуидди было разрушено ураганом. Никто не стал бы особенно сожалеть об этом, кроме самого пастора, никто не вздумал бы оплакивать эту шутку древних богов, если бы Лель не стала случайной жертвой катастрофы. Лель, которую пастор, как дикое, неприрученное создание, наметил первой обратить в свою веру, в момент урагана находилась в часовне. На Лель упала стена, сделав ее калекой на всю жизнь. С того дня она и стала жить в семье Маты, своего двоюродного дяди, единственного родственника, который приютил ее. Она пришла, в семью со своей постелью на колесиках и творила здесь чудеса:
содержала в порядке хижину и очаг, руководя двумя престарелыми женщинами, которые стряпали, пряли, шили и плели маты. Она была всегда чисто одета, причесана, украшена гирляндами ярких ракушек; в волосах, которые подчеркивали ее красоту, как и раньше, всегда можно было видеть пучок цветов, хотя теперь все это для нее не имело никакого значения: ни один мужчина не интересовался ею.
Сыновья Маты хорошо, дружелюбно относились к Лель. Они смотрели теперь на нее, как на сестру. Она больше не замечала в их глазах ни внезапной вспышки ревности, ни любви. Сейчас она беспокойно следила за ними из - под опушенных ресниц, забавляясь жемчугом.
- А на самом деле это - только старое устричное яйцо, - сказала она наконец.
- Устричное яйцо? - удивился Мотуи. - Здорово ты придумала! Откуда тебе такое взбрело в голову, девушка?...
На этот раз никто не улыбнулся: слишком далеко зашли они в своем споре, им теперь не до шуток.
- Это самая чудесная находка, какую когда - либо приходилось видеть на Фуфути, - сказал Мотуи. - Это счастье привалило нам1
Лель положила жемчуг на выгнутую ладонь.
- Но находка никому из нас пока не принесла счастья, - сказала она. - Ты все - таки хочешь драться. Туман? А ну скажи, что ты замышляешь? И что ты ста; - нешь делать с жемчугом, если победишь?
- Хо! - пробасил Туман. - Я купил бы себе быстроходную шхуну, как у белых, с железной дьявольской машиной, чтобы можно было плавать без ветра.
- И только себе одному? - спросила Лель.
- Конечно.
- И ты тогда был бы счастлив?
- Конечно.
- А ты, Мата, что скажешь ты?
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Нашему футболу - 60