О себе говорить ничего не буду. Это неинтересно. Я - что? Я бегал за ним так же, как бегает за мной теперь Тарзик. Куда Кирилл - туда и я следом... Таскал весла и веревки, садки и сетки, рад был, когда он меня о чем - нибудь спрашивал. Сутками, бывало, караулил перехваченные бревна, а потом до седьмого пота работал, распиливал, колол на поленья.

Если Кирилл «закладывал» с получки, я тащил его по задворкам наших Ременок к ним на сеновал. Больше всего боялся я, чтобы не встретили мы в такое время Настю, племянницу Афони.

Она доводилась Афоне племянницей, но жила в доме за дочь. Говорили, что Настя с малых лет осталась без матери, а отец погиб на войне. Какая она была девчонкой, не помню, потому что сам я моложе ее, а как исполнилось ей лет пятнадцать, так стали на нее все засматриваться. Одни косы ее золотые чего стоили - уложит их венцом на голове и точно в короне шествует! Лицо у нее немного полноватое, нос прямой, точеный, глаза большие, серые, губы всегда горят, как спелые вишни на заре, когда на них роса еще не высохла. Красавица, что и говорить, но зато характер был у девки такой, что я еще тогда знал: выживет она Кирилла из Ременок. Так оно и вышло...

Кирилл обычно продавал бревна Афоне за полцены, и когда парни поднимали его за это на смех, он хвастал, что потом все с него получит сполна, вместе с Настей. Но, видно, напрасно Кирилл хвастал, хотя и сам Афоня поддерживал у Кирилла такие мысли, называл его при всех дорогим «зятьком», говорил, что вся «экономия» пойдет в приданое за Настей...

Для меня Кирилл был первым парнем по деревне, а в деревне нашей не один дом, больше двухсот насчитаете, да половина полудомами поставлена, с кирпичными низами, с пятистенными срубами второго этажа. Народу много у нас, и парней хватает, а сравнить с Кириллом мне было некого. Ну у кого из наших ребят такой рост, такие плечи? Кто такой ловкий? Когда он стоит у волейбольной сетки, как ни блокируй, все равно все мячи будут «тама». А глаза у него какие! Два огня, хоть и черные, что твой уголь. И чуб такой же смоляной, и густые брови. У него и кожа на руках и на лице такая, будто летний загар и за зиму не проходит. Только одни зубы сверкают. Но чем особенно он выделялся, так это тонким носом с горбинкой.

- Откуда тебе, Кирюха, такой нос достали? - не раз шутя спрашивали ребята. - Не иначе, как у проезжих цыган приторговали.....

Кирилл на шутку отвечал шуткой:

- Это еще разинцы моим прабабушкам подарили... В сундуке у нас лежал, меня дожидая.

Кирилл окончил нашу Ременскую семилетку, когда я еще в четвертый класс ходил, а Настя - в шестой. Хотела было мать заставить его учиться дальше, но он заявил, что с него хватит, пускай другие бегают в Торбино за четыре километра, а он работать будет.

Наши Раменки стоят на высоком правом берегу. С воды их и не увидишь. Пока поднимаешься от берега по тропинкам, язык на плечо положишь, пять раз отдыхать остановишься. Зато посмотришь потом сверху на Волгу, на заречье, - и сразу дышать тебе легче. Такой простор перед глазами открывается, что оторвался бы от земли и полетел над Волгой.

Постороннему человеку могло показаться, что и Афоня наш выходит на обрыв Волгой любоваться. Но мы, ременские, знали, зачем он ходит: высматривал Афоня плоты, что днями и ночами проплывали с севера на юг.

С тех Стародавних пор, как существуют Ременки, промышляли наши мужики лесом. Иные сами гоняли плоты с верховьев, но большинство перехватом промышляло.

Напротив деревни на Волге было много меляков, на них и застревали плоты, особенно в малую воду. Потом, чтобы углубить фарватер, на реке построили дамбы. Фарватер углубили, но стал он в то же время прямо - таки ловушкой для плотов. Чуть подует свежак, плот сам лезет на дамбу, и так его крепко посадит, что ежели не ползвена, так и все звено на камнях останется, или оторвется и своим ходом поплывет вниз. Вот тут и не зевают проворные люди, вылетают на лодках на перехват бревен, арканят и тащат в затон. Добыча!... Говорят, что раньше, в бурные ночи, мужики наши нарочно ложные бакены выставляли, заманивали плоты на дамбы. Теперь, конечно, никто на такое не пойдет, да и служба на реке иначе поставлена, но перехват остался. Это у нашинских трудно вышибить. Пока бревно в плоту - оно государственное; поплыло своим ходом - не зевай, волоки на берег, ставь метку и пили на дрова. А пилы у наших ременских, что твой автоген: в момент бревно пережгут на чурбаки...

По нашим волжским правилам полагается весь перехваченный лес отправлять на лесо - склад. За каждый кубометр тебе обязаны уплатить, да еще за доставку и хранение. Однако мало бревен попадает на эти склады, больше деловая древесина идет на простые дрова. На нашей безлесой стороне всегда покупателей много, а дровишки идут по двести рубликов за сажень - соблазн большой.

И сколько люди помнят, все предки Кирилла считались королями перехвата. Отсюда и фамилия у них пошла - Королевы. И сам Кирилл, как подрос малость, тоже стал лесом промышлять. Он это дело до таких тонкостей изучил, что и стариков удивлял. Другие чуть плот заприметят - к лодкам бегут, а мой Кирилл, смотрю, пальцем не шевельнет.

- Чего же ты, Кирилл? - спросишь его, а он только зевнет и спать завалится в траву.

Глядишь, проплывет плотище мимо наших дамб, ни одного бревна не потеряв. А другой раз и плота еще толком не видно, а мы уже к лодке несемся, на месте первыми будем, а значит, и добыча наша, Тут мне работенка - только поспевай лодку к бревнам подводить, а Кирилл их одно за одним багрит, и на веревку нижет, как щук на кукан.

Особенно старался он последние два года, после того как семилетку окончил, а Настя в шестом и седьмом училась. Разгулялся так, что моя мать просить его стала, чтобы отпустил он меня.

- Не держу, тетя Луша, - сказал матери Кирилл. - Найду другого... Со мной всякий пойдет.

Только что толку, что мать просила? Разве я мог уйти от своего короля?... Я и зимой от него не отставал, бегал к нему со своим топором, если он плотничал где - нибудь в артели поблизости. Я не столько сам работал, сколько смотрел, как работает он. Вот говорят про иных, что работает он, дескать, играючи. А про Кирилла можно сказать: работал, как песню пел. Казалось, в его руках топор сам по шнурочку тесал бревно, то делал глубокие зарубы и потом скалывал щепку толщиной в ладонь, то снимал такую тонкую стружку, что из нее цветы можно было делать.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.