Перехват

Кирилл отпустил мое плечо и тихо, но каким - то страшным голосом сказал:

- Ладно, Настя... Король еще покажет свой характер...

И вдруг, ни с того ни с сего, он схватил мою руку и крепко пожал. Потом повернул меня кругом и толкнул в спину...

Если бы я только знал тогда, что прощается он со мной не до следующего дня, а на целых пять лет, я бы гирей повис у него на ногах... Утром я узнал, что Кирилл сбежал из Ременок. Взял свой сундучок с инструментами, мешок с харчами да одежонкой и ушел на пристань...

Ушел и точно сгинул. Первый год мать его ходила сама не своя, а потом смирилась, усмехаться стала, когда речь заходила о сыне. Только, кажется, я не мог забыть Кирилла. Он мне все пять лет во сне снился. Особенно до того, как я поступил в комсомол. Мне, конечно, стыдно было за наше пиратство на Волге, но все равно, что бы я ни делал, все как - то прикидывал: «А как бы это Кирилл сделал?»

За эти пять лет я окончил десятилетку и осенью собирался ехать в Горький поступать на курсы судоводителей. У меня и дед, и прадед, и отец были капитанами. Вместе со мной собиралось чуть не полкласса ехать, тоже все потомственные волгари.

Настя за это время уже окончила два курса медицинского, не то в Казани, не то в Рязани. Домой приезжала прошлым летом только на недельку. Походила за ягодами, покупалась на Волге, потом, видать, скучно ей стало в наших Ременках, уехала. Я ее на Кирилловой лодке в Торбино отвозил к пароходу. Разговаривать мне с ней было не о чем: злой на нее был за Кирилла - и только так, для порядка, спросил:

- Что мало гостила? Неужели нашла края лучше наших?

- А я как раз и собираюсь посмотреть, есть ли на свете края лучше наших, - ответила она с улыбкой. - Да заодно и жениха хочу присмотреть... В Ременках - то наших одни женихи еще не доросли, другие без вести пропали...

Тут уж я не выдержал.

- Вот что, - говорю, - или ты перестанешь Кирилла задевать, или я сейчас же высажу тебя на бережок, и потопаешь ты на пристань со своим чемоданчиком на горбу...

Замолчала. Только глазищи свои на меня скосила, посмотрела, точно убедиться хотела, что это я, а не кто - то другой. До конца дороги молчала, но на пристани заставила меня покраснеть до ушей: обняла и поцеловала при всем народе!

- Я тебя, Саня, за то поцеловала, что ты дружбе своей верен... Хотела бы и я иметь такого друга в жизни... - грустно сказала она на прощание.

А ровно через год, этим летом, как - то утречком, прибегает к нам мать Кирилла и, сияя каждой морщинкой, подает телеграмму:

«Приедем десятого прошу Саню встретить - пристани. Кирилл».

Я так обрадовался, что даже заикаться стал, когда начал расспрашивать, откуда он приедет. Оказывается, Кирилл уже студент второго курса, учится в Горьком. Только на одно мать не могла ответить: что значило в телеграмме «приедем»? С кем приедет Кирилл? Мне хотелось верить, что с женой.

... До прибытия парохода было еще добрых пять часов, когда я погнал лодку в Торбино.

Кирилла я увидел сразу. Он стоял у самого трапа в белой рубашке с короткими рукавами, в серых брюках и светлых сандалиях. Сандалии я сразу приметил: раньше Кирилл ничего, кроме сапог, не признавал. Он меня тоже увидал, замахал рукой. Потом нагнулся, поднял белого с черным щенка и стал показывать мне. При этом он что - то говорил стоявшему рядом парню в очках. Я, конечно, сразу понял, что не с женой приехал Кирилл, а просто с приятелем.

Наконец пароход причалил, и Кирилл первым сбежал на дебаркадер.

- Ну, братец, и вымахал же ты! - крикнул он. - Пожалуй, теперь без сдачи не обойдется, если дать тебе подзатыльника... Давай – ка обнимемся да расцелуемся по случаю встречи...