Я слушал и ушам своим не верил, что сталось с Кириллом: «Обнимемся да расцелуемся...» Отродясь никогда раньше от него такого не слышал.
Обнялись, поцеловались.
- Это вот тебе от нас подарок. От меня и от моего друга Валентина. Знакомься.
Валентин протянул мне руку, а Кирилл - щенка.
- Тарзаном окрещен с сегодняшнего утра. Как раньше звали, спроси у него самого, у нас анкетных данных не имеется. Мы его сегодня утром обнаружили на палубе...
Но тогда мне было не до щенка: и у Кирилла и у Валентина красовались комсомольские значки, а я, дурень, когда ехал их встречать, снял свой: боялся насмешек Кирилла. Ведь раньше он и слышать не хотел о комсомоле. «Мы пираты, - говорил он. - На что комсомолу нужны такие, как мы? Обойдутся они и без нас...»
Кирилл первым прыгнул в лодку и уселся за весла. Я хотел было сесть за вторую пару, но меня опередил Валентин. У него, кроме чемодана, был еще длинный сверток в матерчатом чехле. Сначала я подумал, что это штатив для аппарата, но оказалось - удочки.
Я сел на кормовое весло и оттолкнул лодку. Мне нестерпимо хотелось немедленно расспросить Кирилла, где он был все это время, что делал, когда стал комсомольцем. Но, зная характер Кирилла, я предпочел бы подобные вопросы задавать любому перехваченному бревну. По крайней мере бревно в ответ не могло отпустить ядовитой усмешки или, еще хуже, увесистого подзатыльника. Потому я спросил только:
- Надолго ли домой - то?
- Да вот поживем - увидим, - неопределенно ответил Кирилл и тут же рассмеялся: - Нет, ты, Валентин, посмотри на этого пирата! Уж кто - кто, а я - то знаю его до последней косточки, все его мысли могу вслух повторить, но он делает вид, что ему все безразлично, марку держит! Молодец, Сашка! Но только я тебя мучить не собираюсь: все как есть расскажу... С художественными подробностями...
И он все рассказал. Рассказал о том, как убежал из дому, как поступил на работу и в школу рабочей молодежи, как держал экзамен после десятилетки в институт, учился и работал, как подружился с Валентином.
Я слушал Кирилла, радовался, что он как с равным со мной разговаривает, и в то же время какой - то червяк точил мне душу: обидно было, что Валентин сыграл в жизни Кирилла гораздо большую роль, чем сыграл я, что ему он многим обязан...
Во мне зрело чувство неприязни к Валентину. Я смотрел на неги и все старался подметить какие - нибудь плохие черты, но, кроме обыкновенной его близорукости, ни в чем обвинить не мог.
«Наверно, он какой - нибудь такой... слишком умный. Наверно, все время учит: это нельзя делать, это не по - комсомольски, - думал я. - Вот закури я сейчас, и он мне целую лекцию прочтет о вреде курения...»
Я тут же достал кисет, газету и стал вертеть самокрутку.
- Уже куришь? - спросил Кирилл, улыбаясь.
- Давно... - ответил я и вызывающе посмотрел на его приятеля, а он бросил грести, спокойно протянул руку, взял кисет, понюхал табак и ловко стал свертывать «козью ножку».
- Кирилл у нас парень ничего, только уж больно выдержанный... - сказал Валентин, подмигивая сквозь стекла очков. - Не пьет, не курит, а что касается девушек, так за версту обходит...
С приездом Кирилла мы жили в шалаше на шестой дамбе. В деревне появлялись редко: приходили только за хлебом, солью и картошкой.
Прожили мы на дамбе с неделю. Дни эти останутся у меня в памяти на всю жизнь. Мы спали больше днем, чем ночью: ведь летние ночи коротки, заря с зарею сходится. А кто из настоящих рыболовов согласится валяться на постели, когда небо над рекой полыхает всеми цветами радуги? Когда трудно бывает сказать, что больше тронуло твою душу: закат или восход?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.