Полярные маки

Огонь потух, но Цветкову не хотелось даже шевелиться. По телу разлилась усталость. Наконец, пересилив себя, он высунулся из - под брезента и повернулся на бок.

Летчик протянул ему руку.

- Ну, вставай! А то простынешь.

На руке пилота болталась закопченная планшетка. Встав на ноги, Цветков нащупал под комбинезоном свою сумку. Обгорели только края тетрадей. Записи сохранились целиком. Тогда он быстрым движением открыл железную коробку и не удержался от улыбки. Лишь несколько верхних лепестков поблекли, а внизу лежали, словно восковые, гладкие бутоны мака. Радист оглядел снежную пустыню грустным взглядом, словно прислушиваясь к морозному завыванию ветра, и вздохнул.

- Чудак, Алеша!... Кому нужны сейчас цветы?

Тогда пилот ободряюще кивнул Цветкову:

- Весне нужны! А за планшетку, брат, спасибо. В ней экстрагруз. И, помолчав немного, добавил: - Ну, робинзоны, размышления над останками кораблекрушения кончились. Пошли натягивать палатку!

Теперь пилот внимательно всматривался в скуластое лицо Цветкова, словно что - то ища на нем.

Дорогой он заговорил с ним, как с давно знакомым:

- Нет худа без добра! Если б не посадка, этот чертов тросик лопнул бы где - нибудь на высоте...

Радист нажал на ключ и с тревогой глянул на стрелку амперметра. Стрелка не колыхнулась. Он вытащил запасные лампы, разобрал приборную доску, но стрелка как будто омертвела.

Омертвел единственный нерв, связывавший их с Большой землей. Рука радиста безвольно опустилась.

- Спокойно, не все потеряно! - строго сказал пилот. - Солдат - мотор у нас имеется. Антенна тоже. Надо сделать искровой передатчик. Помнишь, как Попов?

Пока радист сочинял на лоскуте бумаги схему, Цветков разжег паяльную лампу, пилот набрал снегу в котелок, достал чай и сахар, и вскоре все трое расселись вокруг импровизированного стола, составленного из ящиков для приборов.

- Ну как, ребята? - весело спросил пилот, разливая по кружкам чай. - Долго ли нам придется загорать на курорте «Арктическая грусть»?

Радист угрюмо отвернулся и, потирая свой низкий безбровый лоб, ответил:

- Пока не кончатся припасы. А потом - сами медведю на закуску... Летчик резко натянул перчатки.

- Вот что, Коля, радист - оптимист, - сказал он, - ты колдуй у передатчика, а мы пойдем магнитные замеры делать. Выберемся отсюда не позже чем завтра.

Он распрямил тяжелые, затекшие плечи. И его лицо, крупное, открытое, с надломленной переносицей и квадратным подбородком, впервые показалось Цветкову симпатичным. И это грудное «Вот что» прозвучало столь непреклонно, что с сердца Цветкова соскочил какой - то тугой обруч. Вглядываясь в угловатые, резкие черты этого лица, он вспомнил вдруг слова своего любимого профессора: «У руды, богатой железом, грубый излом, а вот у песчаника мягкие черты». Цветков глянул на ссутулившегося радиста, который еще вчера, участливый, веселый, помогал ему собирать цветы, и подумал: «Может быть, катастрофа, пережитая нами, - это все равно что проверка на излом?»

Низкие облака все застилали и застилали небо, и солнце словно торопилось скорее спрятаться за них. Пилоту и геофизику пришлось удалиться от палатки примерно на километр, пока они выбрали удобную для работы с капризным прибором розную площадку.