- А сейчас же нет войны, - сказал Коля.

- Есть, дорогой мой, есть. Идёт большая война за правду, за крепкий мир. Вот там я и воюю.

- А это где?

- Ну, это далеко! Как говорится, отсюда не видать. - Он встал и протянул Коле крупную, широкую руку. - Будь здоров, Коля. Спасибо, милый! Ты не знаешь, как во - время мне попался!... Не понимаешь? Тебе и не надо понимать. Гм... Недобрые глаза, говоришь? Интересно! Ну, наверное, ещё встретимся. Завтра будешь рисовать тут? Я загляну.

Он приподнял шляпу, поклонился и пошёл по аллее, прямой, браво и широко неся покатые плечи.

На другой день он не пришёл. И на следующий день его не было на бульваре, хотя Коле очень хотелось поговорить с этим заинтересовавшим его человеком. Больше Коля его никогда не встречал. Куда он делся? Может быть, уехал воевать за мир в те далёкие края, которых отсюда не видать?..

Часто Коля забегал к бабушке, которая жила совсем близко, в одном из арбатских переулков.

- Бабушка, можно я у тебя немножко попишу из окна?

- Да садись, Колюшенька! Сиди, сколько тебе вздумается. Да только, что ты отсюда хорошего написать можешь? Такой у меня вид из окна неказистый. Ничего интересного не выищешь. Разве вон эта крыша ближняя?.. Ведь это, знаешь, чей дом? Родного брата Герцена. И сам он тут останавливался.

Но Коля часами писал из бабушкиного окна не только крышу дома Герцена. Его увлекала задача: передать цветными плоскостями перспективу, уходящую вниз, в колодезную глубину приарбатских двориков, путаное нагромождение красных и зелёных железных кровель, многокрасочную игру окон, которые отражали закат, горевший за Москвой - рекой и Дорогомиловом. Много раз писал он этот вид из окна и всегда находил что - нибудь новое, спрятавшееся от него накануне. И всякий раз, когда он уходил, дав бабушке вдоволь налюбоваться сделанным этюдом, Евдокия Константиновна подходила к окну, придвигала кресло, садилась поудобнее и долго смотрела на крыши, на стены и удивлялась, как это она сама не видела до сих пор, что вид у неё из окна и правда совершенно замечательный.

У бабушки в квартире был телефон, и Коля часто забегал к ней, чтоб позвонить кому - нибудь из товарищей. «Можно от тебя звякнуть?» - обычно спрашивал он при этом. И бабушка с удовольствием позволяла: она любила слушать эти разговоры.

- Игорь! - кричал в трубку Коля. - Слушай, Игорь! Ты можешь нарисовать ворону?.. Да ты не удивляйся, я тебя серьёзно спрашиваю. Ты мне правду скажи. Можешь ты дать рисунок вороны, своей вороны? А я вот никак не могу. Не получается у меня своя ворона, обязательно у меня выходит серовская!... Так она мне в голову залетела, что, как ни бьюсь, вот уж, думаю, нарисовал, сейчас получится, а ведь нет: опять получается серовская ворона!...

С бабушкой было интересно поговорить о картинах, художниках. Она хорошо понимала живопись и водила когда - то знакомства с известными мастерами. Вообще у бабушки было и сейчас много интересных знакомых. Но кто в четырнадцать лет интересуется теперешними знакомыми собственной бабушки? И Коля не знал, например, что однажды бабушка вместе с Колиным отцом отправилась к знаменитому искусствоведу и художнику Игорю Эммануиловичу Грабарю, тому самому, чью книгу о русском искусстве так любил перечитывать в рассматривать Коля. Бабушка, тайком захватив с собой папку с работами внука, показала их прославленному знатоку. Маститый художник в тот день очень устал после какого - то трудного заседания. Уже давно привыкший к тому, что бабушки, тёти, мамы и папы почтительно просят его просмотреть рисовальные опыты их чад, он взял папку больше из вежливости, чем из интереса, равнодушно раскрыл её...

Через минуту он, вскочив с дивана, уже вынимал одну работу за другой, раскладывал их на столе и потом, внезапно схватив Евдокию Константиновну за руку, стал трясти её, повторяя: «Поздравляю вас, искренне поздравляю! Скажите, какой талант!» Он подбежал к Фёдору Николаевичу и его поймал за руку: «Это ваш сын? Не ожидал ничего подобного! Признаться, думал: ну, способный мальчик, надо будет взглянуть, чтоб не обидеть, но ведь это, это какой талант! Берегите его!»

Фёдор Николаевич просил бабушку не говорить об этом визите Коле, я тот ничего не знал о похвалах Грабаря. Он по - прежнему прибегал к бабушке, прося разрешения «звякнуть» или уговаривая Евдокию Константиновну позировать ему.

Как - то он застал у бабушки в комнате очень древнего старичка, с лысым покатым черепом, мясистым опущенным носом, прижатым к пухлой верхней губе, и небольшой бородкой. Старичок пил чай, шевеля мохнатыми губами, и, повернувшись вместе со стаканом в руке, с равнодушной ласковостью глянул на вошедшего Колю из - под косматых бровей.

- Знакомьтесь, знакомьтесь, - заторопилась бабушка. - Это наш Колюшенька. Я тебе рассказывала. А это дядя Вока.

Дядя Вока пожевал губами, шевельнул клочковатой бровью и опять приветливо поглядел на Колю. Коля поздоровался с ним и скромно сел в сторонке, на бабушкином сундуке. Он смутно помнил, что бабушка ему давно рассказывала что - то про дядю Воку, но у неё было столько родных и знакомых, что запомнить их было мудрено. Старичок попивал чай и о чём - то негромко разговаривал с бабушкой, а Коля сидел на сундуке я разглядывал гостя. Ему показались очень интересными форма головы дяди Воки, выпуклые надбровные дуги покатого лба и хрящеватый нос. Он незаметно раскрыл альбом в стал рисовать старичка.

Коля так ушёл в работу, что не заметил, как бабушка поднялась н встала за его спиной, возле сундука.

- Ах, озорник! - воскликнула она. - Смотри, Вока, он тебя набросать успел.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.