Севка, Савка и Ромка

Старшина зашагал вслед за управдомом к высокому зданию с ярко освещенными окнами, высящемуся за поворотом пустынной улицы.

Комната Рыбакова представляла собой странное зрелище. В разбитое окно врывались водяные потоки. Они образовали на полу лужу. Ветер расшвырял всё, что мог. Придавленная лампой скатерть полоскалась по ветру, как парус, сорванный с мачты.

- Смотрите! - проговорил хозяин.

Рыбаков, человек лет пятидесяти, сидел в глубоком кресле. Он был в вязаном джемпере, а ноги закутал шерстяным пледом.

- Я, товарищ сержант, предвидел это событие...

Рыбаков сделал движение, будто хотел приподняться с кресла, но не поднялся, потому что на коленях спал огромный пепельно - серый кот.

- Вы к старшине обращайтесь, товарищ Рыбаков. Он теперь участковым.

На этот раз Рыбаков счёл необходимым встать. Кот соскользнул с колен на пол.

- Пётр Варсонофьевич Рыбаков, - представился хозяин квартиры, - местный житель и начальник городского парка. Будучи человеком откровенным, прямо заявляю: смене руководства рад. Сержант твёрдости не проявлял, а твёрдость, она основа.

... Рыбаков поселился в Степном три года назад и с тех пор всё мечтал перебраться в краевой город, где он жил раньше, а может быть, даже в столицу. Лицо у Рыбакова полное, с тугими, тщательно выбритыми щеками. Маленький подбородок прикрывает редкая растительность.

В краевом городе Рыбаков заведовал парком культуры и отдыха и был оттуда уволен, как он говорит, за то, что со всей твёрдостью боролся с «беспризорниками». По некоторым же другим сведениям, дошедшим в Степное окольными путями, его сняли с этой должности после того, как он привёл в запустение парковый детский городок.

В Степном Рыбакову не понравилось с первой минуты. Парк только называется парком. Ни ресторанов, ни киосков, ни гуляющих. Старых деревьев совсем нет; прутики молодых посадок среди лета трепещут желтеющими листьями.

Каждый год в конце июля на город налетает суховей. Из степи пробираются сотни сусликов и роют норы среди битого кирпича. Когда кажется, что самое трудное позади: ветры перестали дуть, суслики присмирели, - обнаруживается, что кто - то оторвал несколько досок и через пролом в заборе ворвались козы.

В глубине души Пётр Варсонофьевич уверен, что из парковых посадок ничего путного не выйдет. Когда на заседании горсовета Илья Фаддеевич Муромцев, человек горячий и увлекающийся, в десятый раз повторял, что дело не в климате, надо только руки приложить, ведь не из - за климата козы потравили лучшую аллею, Рыбаков пожимал плечами. Илью Фаддеевича он не любит. Да и вообще он недолюбливает людей излишне горячих и сующихся не в своё дело.

... Старшина обвёл глазами полутёмную комнату.

- Вы человек новый. Разрешите, я вас ознакомлю с делом, - проговорил Рыбаков и взял со стола ученическую тетрадь. Откашлявшись, он, отчётливо выговаривая каждое слово, прочитал: - «3 апреля. Проникновение Муромцевых в парк. 5 апреля. Проникновение в парк и стрельба из рогатки. 12 апреля. Уничтожен голубь - турман, собственность жильца Готовцева».

- Ну, что уж вы, Пётр Варсонофьевич... - неуверенно перебил его управдом.

- Что Пётр Варсонофьевич? Сорок пять лет Пётр Варсонофьевич, а в клевете не обвинялся. Были обвинители, да на чём приехали, на том обратно укатили...

Рыбаков снял очки и гневно смотрел на управдома. Ждал, не вызовут ли его слова возражений. Но сержант пристально смотрел в потолок, а управдом прерывисто дышал, потирая ладонью лоб.

- Если ясно, продолжаем! - проговорил Рыбаков, снимая и вновь надевая очки: - «3 мая. Савелий и Всеволод Муромцевы проникли в парк. 7 мая. Инцидент с дочерью нашей Марией Рыбаковой: дёргание косичек. 9 июня. Проникновение на территорию парка и рытьё земли около дубков. 15 июня. Снова проникновение и рытьё».