Пятьдесят комсомольцев сняты с гавани и с берега Оки брошены на берег Волги за 150 километров, в тихий мещанский Плес, чтобы здесь, на воде, под неумолчный грохот и пыхтение землечерпалки, толкая тачки по узкому борту баржи, грузить и грузить для стройки гравий, без которого нет бетона. До них работала здесь артель. Баржу в 220 кубометров, которую приехавшие комсомольцы нагружали за 7 часов, артель держала по 3 - 4 дня. За километрами речного пути, на пыльной взъерошенной площадке Автостроя, затихал, мертвел бетонный завод. Дребезжали звонки в постройкоме: «гравия, гравия», статья в газете «Автогигант» твердила: «гравия, гравия, дать бетонному гравия, мобилизоваться на гравий, - иначе сорвем темп». Сюда не доходила тревога.

Федька - Махно стоит с лопатой на мокрых досках баржи. В Волге дрожат ситцевые тени - работающих людей. Взад и вперед дергается снаряд, идет с грязью и тиной речной камень, хлещет струя, из брандспойта. Только бы не отстать от машины! Лучше не разгибать спины - до конца смены недолго.

- Ой, братцы, - вскрикивает Серебряков и выпускает лопату.

Кровь марает его пальцы, запутавшиеся в жарких волосах. Острый кусок отлетел от машины и долбанул череп каменным клювом.

- Крой в амбулаторию, - распоряжается бригадир, сормовский комсомолец Чепаксин. А у самого досада на лице, съехала на затылок кепка.

Серебряков уныло ругается и садится на край баржи. Медленно с загорелого тела стаскивает рубашку, полощет ее в воде. Неуклюже повязав голову, он становится к брандспойту - это легче, чем с лопатой, а до конца смены уходить нельзя, ребята не дадут баржи. Санька Липенский, бригадир второй смены, будет жучить, насмехаться: «Так, так, так.

очень замечательно, соревнование идет на всех парах»... Ну и тип этот Липенский! Тонкий, белесый, ручки - хворостинки, а работает, как зверь!

Коммуна рождалась на барже в травле лентяев, в ежедневных собраниях: даешь, даешь, даешь, - в рапортах и требованиях, которые писали сообща на завод, в налетах Осодмила и легкой кавалерии, которую Федька - Махно вел из запущенной столовой в лавку проворовавшегося кооператора.

Иногда, отработав смену, Серебряков примащивался в уголке баржи и, болтая ногами в воде, наблюдал, как работают водоливы на землечерпалке, как работает снаряд «Ладожский 2». Ковши все шли и шли из темной глуби реки, роняя тонкие струйки. Серебрякова восхищала неиссякаемая выносливость машины. Он поближе познакомился с вахтенным. Как - то, работая в ночную смену, он услышал, как зазвенело на лопате железо. Нагнулся и пошарил болт. Откуда болт? Догадка хлестнула волной. Палец! Чугунный палец, на котором держится ковш! Вахтенный вчера ругался, что скоро все пальцы перетрутся и ковши потонут.

- Э - эй! - заревел Махно и бросился к снаряду.

Ночь сомкнула тишину над землечерпалкой и баржами. Красный огонек фонаря пополз от мостика багермейстера к ковшам. Так и есть. Еще одно круговое движение - и ковш пошел бы ко дну, машина стала бы до осени.

Тогда в первый раз премировали Серебрякова, и Санька Липенский, щуря серые глазки под белыми редкими бровями, поглаживая пальцем подбородок, с комичной серьезностью жал ему руку: «Уважаемый Махно, вы совершили подвиг...»

Шли баржи с гравием вниз по реке - на юго-восток, на юго - восток - к пристани автозавода, к шумливой гавани, где жили в палатках товарищи по борьбе. Шел гравий в бетон, чтоб сцепиться с цементом, - шел, очищенный мощной струей от грязи и тины, - и брандспойт держал непутевый большеротый Федька - Махно, объединивший свои усилия с коммуной.

VI. Почему кепка надвинута на глаза?

Его товарищи уже снялись с гавани и ушли бригадами на стройку. Над голым полем нависла стальная паутина цехов. Бригады ушли замешивать и заливать 100 тысяч кубометров бетона, прокладывать 60 километров труб, стеклить, строить дома социалистического города, подымать пирамиду ТЭЦ и водонапорную башню. И это даст завод.

А его выдвигают на работу в почту. Почта - ведь это тоже фронт. Так сказали в коммуне - и в парткоме. И Серебряков сидит - грязный, шумливый, за перегородкой в бараке рядом с барышнями из Нижнего и неразговорчивыми пожилыми людьми в потертых пиджаках. Мимо барака проходят ребята, заглядывают в окно, кричат:

- Федька? Махно! Бюрократом заделался!

- Проходи, проходи живей, - скрадывая улыбку, отвечает Федька.

Он составляет список подписчиков на газе - ты. Сотни, тысячи фамилий входят в его жизнь. Фамилии, списки, ведомости. Один список потерял, двух не прислали с участков. Буквы у него неровные.

Юнгштурмовка темнеет пятнами пота, пор - тупея сползает с плеча.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.