Выдающийся украинский поэт Павло Тычина, депутат Верховного Совета УОСР, заканчивает работу над своей новой поэмой «Сабля Котовского. В поэме изображаются события осени 1920 года, когда легендарная кавбригада Котовского была брошена против больших польских и петлюровских частей, пытавшихся захватить район Винницы. Котовский со своими бойцами блестяще отразил наступление противника.
Мы печатаем здесь отрывок из второй главы поэмы. Полностью поэма будет напечатана в журнале «Знамя».
Наскочили одни на других неожиданно. Днем. Там, где лес осенний, пожелтевший, прозрачный, порыжелый, кончаясь, как будто еще хотел себя продолжить кустарником, орешником, перелесками, - вдруг заголубело что-то.
Кондрат. Польские уланы? А цыц... ого, да у них сабель шестьдесят будет, а нас всего ведь сорок. Оксен. Принимать бой или нет? Но тут вдруг, выхватив саблю, Котовский:
- За мною!
А голубые уланы тоже с криком ринулись на котовцев. И впереди летел у них долговязый седой всадник. Ох, и столкнулись же! Аж сверкнуло во все стороны...
Не было тут ни орудий, ни бомб, ни лихих пулеметов - чисто работали! Саблей все только - как хряснет, как хрустнет, саблею только по черепу чиркнет и тупо отдастся; звякнет, у шеи, скользнув, резанет - и навеки отхватит голову ту белопольскую, что и слетевши с открытым ртом (словно крикнуть пытаясь) - с коня тут катилась, низом скакала, еще и еще... наконец, докатившись, шеею кверху, подрезанной тыквой, качнувшись вставала; кровь только с шеи густая спешила ей в рот незакрытый, в ноздри, в глаза... А улан безголовый, похожий на куклу, вяло, вдруг выронив саблю, все ниже клонился и ниже... Конь его ржал и носился, а кукла валилась на землю.
Да нет, не только саблей тут врага донимали. Вон сколько польских улан повернуло назад, убегая. Цок, цок, цок! Взяв на темляк вынутую саблю, из нагана выстрелил вдогонку по ним курчавый Оксен. А за ними и Лукьян длинноносый: цок! И уланы, в разные стороны падая, тщетно искали опоры в воздухе. А кони их - вдаль туда, за перелески, перепуганным топотом топотали. И там, на свои седла удивленно оглядываясь, дико храпели...
Слушали чутко далекие дали, а что там такое?
Что там на той на полянке, у леса, где звона от сабель, крика, хрипенья, стенания столько, что все это вместе звуками кверху торчало под мягким, под облачным небом, словно соломенный сноп под щекою ребенка. От тучи хмурились дальние дали и вдруг прояснились. То солнце им из - за тучи весть подавало: отступят котовцы - больше светило светить уж не хочет, и в тучах оконца сплошь занавесками вдруг закрывает. А только котовцы верх одержали - светило, откинувши все занавески, прямо в окошко расплюснутым носом притиснется плотно, брызгает радостным смехом - лучом, и Котовского шею, плечи могучие сверху осветит, на саблях секучих, сабельках острых, что всё так и чешут, - солнце заблещет, солнце блеснет в них, по всем проблестит, да как вдруг заблистает, на остриё на холодное вскочит и с ним заодно во мгновенье в сердце врага оно резко вонзится!
А силы поляков были побольше, но силы какие? Не всяк из уланов знал, за что бился. А наши котовцы, те твердо знали, что бились они за советскую землю, за землю, где уж не видно панов и вовеки не будет. Поляки саблею места искали, куда б уколоть, - и словами, руганью, криком кололи: - На пана идешь, ах ты, быдло! Нна! Тут котовец ему: - Коли пан, - получай же за «быдло»! Мигом тут пан голубой на коне без руки оставался. Сбоку другой наседал на котовца: - Бунтоваць? Босота! Нна! Тут котовец ему: - Коли пан, - получай за «босоту»! Мигом тут пан голубой стал пониже чуть - чуть, безголовым.
- Господи боже, прими мою душу! - кричал, растерявшись, третий улан, когда саблю боец из руки его выбил:
- Матка - бозка, я гибну за Польшу от можа до можа!
- Вот и дурак, что «от можа до можа», - кольнул тут котовец саблей врага: - Ну, и жди... матка - бозка, а как же! Поможет! Да и пырнул его так, что назад вынимать было тесно:
- Душу ты к господу просишь отправить? - Изволь! Это можно) Ой, и сражались на л на поляне, у леса! Над лесом хриплые вороны с криком кружились. В лесу же прозрачном гулкое ухало эхо в деревьях; и дятлы сильнее начали тукать; а белки хвостатые с ели высокой на землю шишки бросали, следили ореховым глазом; «Что там за шум? и нельзя ли немного потише?» А ветер снизу: «Нельзя!» - им ответил и так закачал тут осину, дуб и березу, что листья, как рваные перья, кружились, в страхе летели, все ниже летели, на голую землю падали с шумом! Но белки теперь сквозь кружение листьев видели всё: вдалеке на полянке как крикнет Котовский: - Смело за мною! Орлы! За советы! Вперед! За свободу! - кинулись снова бойцы и чесали направо, налево. Сам же Котовский, как вихрь, на коне на серебряногривом - саблею раз! - И уж враг словно спекся; и саблею снова! - в страхе летели паны, отлетали на голую землю, падали с шумом... И враг уж совсем ослабел, отступая. Только вон тех бы еще одолеть, что пока не сдаются. Только вон тех бы еще опрокинуть, что в лес отступили. Кинулись в лес, налетели да врезались, в кашу смешались!... Не было тут ни орудий, ни бомб, ни лихих пулеметов - чисто работали! Саблей все только как хряснет, как хрустнет. саблею только по черепу чиркнет и тупо отдастся.
- Дастся теперь вам от нас по заслуге! - кричали котовцы, с хрустом рубая. И кости хрустели, уланы ж просились:
- Досць! Достатечне! Сдаюся!
- Сдаешься? - Оксен засмеялся, вдруг он увидел: Кондрат отбивался вдали за дубами.
- Хлопцы! Туда, - и крича во всё горло: - Кондрат, отбивайся! Ну же, скорее! - он врезался в самую гущу, как пуля... Хлопцы же саблями тоже вперед себе путь пробивали:
- Дастся теперь вам от нас по заслуге! - и, в лес загоняя саблей врага, они секли, рубили, кололи, крошили...
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.