- Что делать - что делать?! Погоди, вот, управлюсь с делами - сам за них примусь.
- А пока ты будешь управляться, они снимутся и уплывут к черту на кулички, - ядовито ввернул Капустин.
- Позвольте мне слово, - сказала, встав с места, Ганька Чиж. Была это высокая тихая девушка. Болтали ребята, что еще в 1921 году случилось с ней что - то нехорошее, с тех пор глаза у ней словно остановились, стали невидящими; кто - то тогда же вышиб ей передние зубы, а в остальном - ничего: стала хорошей работницей по союзу. И все так уже и знали: если Ганька возьмется, то не отступит до конца.
- Я пойду к староверцам, - внятно произнесла Ганька, и так как всем показалось, что вопрос был решен, то ребята, вяло и нестройно запевая «Молодую Гвардию», стали подниматься с мест.
- Вот офсайд, так офсайд! - радостно крикнул кто - то в углу, и оттуда раздался явственный треск. Головастик сорвался с места и понесся в райком.
Вечерние улицы были безлюдны. Уныло тускнели одинокие фонари окраины. Час был поздний, и Головастик чрезвычайно удивился, с размаху налетев на Пашку Брычева.
- Ты что же это, сс - у..., на собрании ячейки не был?
- Я... слышь - ка, - как всегда, нескладно и непонятно заговорил Пашка. - Я... вот какая вещь...
- Да в чем дело - то? Говори короче!
- Я вот что хотел тебе сказать...
- Ну, что же, что?
- А вот, слышь - ка... У меня есть одно дельце.. так, секрет один... это видишь, касаемо земли... разработка тут есть одна у меня...
- Эк, хватил! Это весной надо, тогда и по - говорим. А сейчас мне даже и некогда: у меня собрание в райкоме! Ты вот что, Пашка: шлындаешь без дела, портками все трясешь - отправлялся бы к староверцам. Загни им про землю, про всякую там огородную овощ, они это любят, я знаю, я сам староверцем был. Завтра и отправляйся: воскресенье!
И умчался куда - то в темные провалы осенних улиц.
- Да не подходит мне это - какой из меня оратор! - хотел - было Пашка отчаянно крикнуть ему вслед, но кричать было уже некому.
ВЕЛИКА и дремуча Русь, молодая республика. Откуда - то из глухих керженских лесов, из кряжистых, накрепко переплетенных дубовых и сосновых глубин, пришли заросшие до самых очей дубовые люди; пришли с топорами, с пилами, с рубанками, с рашпилями - пришли они плотничать, строить рабочий поселок, новые дома для пригородных пролетариев; также приходили и они, и отцы их, и прадеды каждое лето строить дачи, и каждую осень снимались и исчезали в глубины закамских лесов, и никому не было до них дела; а на этот раз, должно быть потому, что привели они с собой новых, неоперившихся сыновей, - их приход понят был, как повод для нового брожения некоего организующего начала - бродильного молодого грибка. И можно было подумать, что вылезли они из - под своих омшелых коряжных пней в какую - то новую утракторенную, обаэропланенную страну с ужасающей быстротой движения и недоступной силой мысли, если бы рядом с фабричными пригородами не гуляла по прежнему по суглинку Соха Андреевна, если бы такие же, как они, - только чуть поплоше - Микулы Селяниновичи не молотили рожь и овес прямо об забор и не веяли зерно посредством Адамова инструмента - лопаты. И - пока заводили молодой грибок по их именно поводу - новое боевое брожение, «обросли керженские жители бараком, квасом, стряпухой, - истово и добротно взялись за топоры, наметили островерхих глаголей и принялись ставить срубы.
ВО ВСЕМ плотницком обиходе водитель Кучерявых править начал. Разве вылезла бы артель из закамских болот без водителя? Кучерявых знал евангелие, библию выкладывал на язык целыми песнями, а самое главное - мог обходиться с городскими. Городские с хитростью, а Кучерявых - с умом. Городские с не – понятным, а Кучерявых - с божественным. Городские с машинами, а Кучерявых и с топором не уступит - кряж. В темном быту деревни такие бывают снохачами, слывут за колдунов, правят миром, как споим хозяйством.
О полдень сели обедать. Стряпуха собрала на стол, сама стала сзади, через плотницкие дубовые плечи ухватывала ложкой харч. Митя Хамля опозднился, сел к столу, когда Кучерявых постучал ложкой об чашку: - Таскайте с мясом. - Хамля сказал:
- Девка пришла.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.